Но девочка стояла и таращилась огромными запавшими глазами. В спутанных волосах — сплошной сор, вся чумазая, одежка — дрянь. Возле рта заеды растрескались, губы обветрило до белых пленок. Мерзкий вид.
Йотван остановился. Сам не заметил, как рука меча коснулась: уж мало ли какая погань по округе шляется. Дурные здесь места. Дурные, хоть красивые. Граница между Полуостровом и Парвенау — здесь много лет спокойно не бывало. Чуть только ересь поползла по западу — так началось. И каждая вторая деревенька с буллой: какую только чушь ни напридумывали, ну да покуда безобидную, Орден прощал — не до того.
Теперь же сюда добиралась и чума.
Приказ до Йотвана дошел: деревни жечь, заразу дальше не пускать, еретикам и с буллами пощады не давать. Видел он и столбы темного дыма в небе, и потому отлично знал: нечего тут девчонке делать. Болезнь и смерть шли по округе под руку.
И все-таки она стояла и смотрела. Стоял и он. Пальцы — на хорошо знакомой рукояти.
Ветер пошевелил листву, болтливую и шумную, вниз уронил россыпь листков, что прихотливо завились в полете.
— Ты кто такая будешь? — Спросил Йотван, перекрикивая шелест. — И откуда?
Переступили по траве босые пятки.
— А вы? Из Ордена?
Голос у девки оказался тоненький и слабый, будто бы надломленный — за ветром слов почти не разобрать. Йотван не отвечал — только поддернул плащ, чтоб показалось пламя. Она насупилась и посмотрела исподлобья, сжала губенки, трещинами взрытые. Собралась с духом.
— Возьмите меня в Орден! — крикнула она.
Ногти впивались в дерево, лишь глубже загоняли сор.
— Зачем?
Лицо у девки сделалось еще серьезнее, она зашарила на поясе и вытащила перстень: в маленьких детских пальцах — здоровенный. Лунное серебро свилось вокруг крупного камня; грани блестели, солнце отразили Йотвану в глаза.
Он все же рассмотрел зеленый верделит — то Мойт Вербойнов камень. Род только не сумел понять — уж больно далеко, но и так ясно — из еретиков. Верные уходили с Орденом.
— Чья будешь? — спросил Йотван.
Девка не отвечала — только перстень сжала, губы стиснула и опустила взгляд. Все это за нее сказало: чья будет — тех уж нет.
— Откуда?
Глаза она не подняла, лишь головой мотнула. Йотван понял. Стоял, разглядывал девчонку, а лес ронял листву — одна позолоче́нная монетка зацепилась в ее темных волосах.
— Что делать-то с тобой? — он снова заскреб бороду.
— Возьмите в Орден, — повторила девка тихо.
Йотван задумался. Пальцами по мечу едва заметно перебрал.
Велено было жечь всю оконечность Полуострова и никого не выпускать, в живых не оставлять; всех в одну кучу — и в огонь. Но то селян. С этой-то что? По правилам — в ближайший Орденский приют, и пусть ее там учат, ересь выжигают, к делу приспосабливают… Из мелких выходил толк, эти-то податливые взрослым не в пример.
Только то было в годы мирные — а нынче, посреди войны? Когда еретики какую только дрянь ни вытворяют, и на какую только подлость ни идут? Поди пойми, что с той девчонкой: больная ли, науськанная и подосланная ли… девчонка ли вообще или какая тварь?
Думал он и про то, что девка эта, если правда Мойт Вербойн, еще сумеет пригодиться в качестве заложницы.
Думал про то, что сможет натворить хитрая тварь в орденском замке.
— Лет сколько?
Она подняла огромные глаза — что блюдца с осенью вокруг донца-зрачка. Красивой будет девка, когда вырастет. И если.
— Полудюжина.
Йотван кивнул: что полудюжина — это неплохо. Духи учили: дети до семи — что чистые листы, чем их заполнишь, тем и станут, а потому их всех — сирых, убогих и пришедших из любой дыры, хоть бы еретиков — брали в приюты и учили. Все едино: выйдет толк.
— Ладно, иди сюда.
Пальцы на рукояти меча сжались крепко, плечи напряглись. Девчонка не спешила, будто чувствовала — всего-то шажок в сторону от дерева, взгляд пристальный. Следом еще шажок.
Умная девочка. Или тварь хитрая и осторожная.
Йотван внимательно следил, ждал и не шевелился, хотя борода и зачесалась снова. Он терпел. Гадал, что́, если не девчонка. Небось не вершниг, отыскавший свежий труп — под грязью, может, не понять, насколько помертвела кожа, но глазищи ясные. Для ве́штицы уж больно мелкая… Может, чумная дева?
Йотван сам их не видел — Духи миловали, — но слышал, что йерсинии — девки молоденькие. Небось и вот настолько юные бывают.
Девчонка приближалась медленно и неуверенно, опасливо. Йотван ей улыбнулся — морщинки вокруг глаз да складки возле носа взбороздили загоревшую за лето морду. “Поближе, — думал он, — поближе подходи… Еще…”.