Ей прежде не случалась оказаться среди столь ошеломляющего множества людей, но так же не случалось и столь остро тосковать по людям.
Орден — место одинокое.
Она и не заметила, как начала задремывать, едва смежив глаза. Уснула бы совсем, если бы дверь не хлопнула. Она перепугалась, сон слетел: увидит воспитательница — уши надерет.
Но в спаленку хмурая Рунья завела Странную Йишу.
Не то с ней что-то, мигом поняла Йерсена. Йиша выла. Лицо зареванное, раскрасневшееся, не похожее на ее прежнее рассеянное выражение, и интонации совсем иные: словно пес скулит.
Нескладное длинное тело все дрожало — от нелепо тонких, словно ломких ключиц в вырезе до бледных длинных пальцев, намертво сомкнувшихся на котте — мятой, перекошенной, будто ее задрали, а потом оправили неловко. Костлявые тощие ноги белые, аж в синеву, а ступни красные — не нужно трогать, чтоб понять, что ледяные.
Йерсена запоздало озадачилась: босая-то с чего? Что сделать надо было, чтобы в наказание отняли обувь и чулки? По осени каменный замок холоден и стыл — весь не протопишь.
Взгляда от этих ног было не оторвать — от их гусиной кожи, от того, как под нелепо тонкой кожей пробивалась венка, синяя и выпуклая, от того, как рядом с нею красная ползла — толще и ярче. Она сбегала в пол и оставалась на нем лужицей.
— Смотрите! — Кто-то из облатов тоже увидал.
Мальчишка подскочил и вздернул до колен подол. Рунья зло шикнула и треснула его по пальцам, но все разглядели все равно — меж ног текло. А всполошившаяся дура вдруг забилась и завыла лишь сильней да крепче сжала пальцы на затертой ткани.
— Ха! Идиотка теперь женщина никак! Солому между ног как взрослая будет пихать. Ну, если догадается, что с нею это надо делать, а не жрать!
Раздался хохот. И хотя причин его Йерсена не разобрала, вместе со всеми слабо и почти беззвучно хохотнула. Треснувшие губы заболели.
— Вы дураки? Ей восемь лет, какая женщина?! — рявкнула Рунья.
— Так скороспелая! Кровь — вот она! — мальчишка снова потянул наверх подол.
— О, а на ней же хемда нет, — ткнул пальцем Йергерт.
И все тут же жадно присмотрелись, изучая тонкие по-птичьи ноги, кровь с изнанки котты. Стало тихо.
Йерсена чувствовала в этой тишине что-то гнетущее — как будто мокрой тряпкой кто-то по хребту провел. Противно стало, и от ставшего почти беззвучным скулежа ползли мурашки.
— Так это ее что ли кто-то?.. — осторожно спросил Со́дрехт — один из облатов. Из тех, чье имя хорошо запомнилось.
Наглый мальчишка выпустил подол.
— Да ну. Кому она сдалась. Сама же где и потеряла. Сплетня будет к вечеру, как эта дура голая по замку шлялась, говорю! — слова звучали напряженно и неловко.
— Будет, — мрачно согласилась Рунья. — Только вот про то, что здесь нашелся идиот, какому бабы не дают, что он и к детям дурным лезет!
Йерсена только теперь поняла, что голос у нее дрожит от злости. Рунью тронь сейчас — убьет.
— А кто? Небось же видел кто, с кем она шлялась?..
— Я, — тихонько пискнула Йерсена даже раньше, чем подумала. Голос подвел.
Она почувствовала, что все взгляды сходятся на ней, и пожалела.
— Врешь, — недоверчиво и напряженно вставил Йергерт. — Хвастаешься просто. Ничего небось не видела.
Йерсена зло нахохлилась.
— А вот и видела! Чуть за полдень ее брат Кармунд отозвал куда-то.
В звенящей тишине отчетливо звучало рваное дыхание притихшей идиотки. Взгляды жгли.
— А ты откуда его знаешь? — настороженно спросила Рунья.
— Меня когда сюда вели, мы с ним встречались по пути.
— И ты не знаешь, что он?.. — она не договорила.
— Что? Что маг? Мне говорили.
Сносить внимательные взгляды было абсолютно невозможно, и хуже всего было то, что они полнились какой-то гадкой жалостью.
— Она не понимает. Мелкая еще, — вздохнул облат постарше.
Рунья всдед за ним. Она приблизилась, присела.
— Слушай… Знаешь, когда люди женятся…
— О Духи, да она же деревенская, скажи ты ей как есть, что этой дуре кто-то попросту присунул!
Рунья резко обернулась — аж плеснули волосы; хлестнула взглядом. Только не сказала ничего.
— Я поняла, — несмело тронула ее Йерсена.
В ее деревне говорили так не раз. И то же рыцарь говорил, когда волок Эвку в их дом, и из подвала было слышно и слова, и крики.