— Та-а-а-ак… — голос выдавал, что Йотвану уже не нравилось начало.
— Я от него ушла. Потом мне дали поручение, и я забыла… Потом уже сидела в спаленке, чтоб отдохнуть… Я на минутку попросилась, и мне разрешили!
— Ближе к делу.
У Йотвана заметно раздувались ноздри и опущенные брови спрятали глаза в тени. Йерсена нервничала.
— Ну… и Рунья Йишу завела — в слезах, кровь по ногам…
Полено полетело в стену резко и внезапно, раскрошило старую побелку, раскололось, отскочило дальше. Грохнуло. Йерсена испугалась и шарахнулась на пол, невольно вскрикнула, прикрыла голову руками и зажмурилась. Ждала. А когда все-таки рискнула глянуть, разглядела только, как дверь с силой бьется о косяк и тут же отлетает нараспашку. Притолока бухнула.
Помедлив, она высунулась и успела разглядеть, как исчезает за углом спина. Лишь миг проколебавшись, припустила вслед.
Он шел так быстро, что она едва могла поспеть. Возле приютской спаленки легко толкнул прочь вставшую навстречу воспитательницу, внутрь залетел. Йерсена предпочла остаться за углом и наблюдать — в распахнутую дверь все было видно: как он присел у тюфяка притихшей идиотки и как резко отвечал неловко топчущейся рядом Бринье, как поднялся — и какой жалкой сделалась она. Как заорал вдруг на нее так зло, что грозная немолодая женщина втянула голову нашкодившим ребенком. Как робко пискнула что-то в ответ, и тут же заслонилась от замаха. Как Йотван так и не ударил — коротко отрывисто отдал приказ, с оттяжкой сплюнул и зло, рвано вышел.
Йерсена и теперь пошла за ним. Через весь замок — он искал кого-то, и заглядывал везде, расспрашивал всех встречных, а иных распихивал с дороги. Услышав от кого-то наконец ответ, он быстро зашагал на улицу.
Двор все еще тонул в белесой дымке, лишь сгустившейся и осязаемой. Йерсена чуть не потеряла Йотвана из виду — туман заслонил его мгновенно. Звук шагов ей помогал гораздо больше, чем глаза, привел к конюшне. Зайти она не смела — слишком страшно. Замерла в сенях, за створкой притаилась. Чувствовала, как пружинит под ногой солома и как теплый сладковатый запах конского навоза лезет в нос. Порой летело ржание, случайный цокот.
Йерсена пялилась на кучу конских яблок на проходе — крупных, крупчатых, хранящих четкий след мужской подошвы. Она впечатала внутрь несколько остей.
Поднять взгляд было и того страшней: она успела мельком разглядеть, как там, чуть вглубь, в проходе один рыцарь взял другого за грудки.
— Какого хера, Кармунд?! Ну какого?
— Уймись и отпусти меня. — Как и всегда голос звучал спокойно и самодовольно.
Звук удара. Резкий и глухой. Слабое звяканье. Возня. Шаги.
— Ухмылку эту убери, пока я в пасть тебе ее не затолкал вместе с твоим же хером!
Йерсена не сдержалась, коротко несмело глянула и тут же опустила взгляд. Успела рассмотреть, как Кармунд утирал кровь в уголке губы — ее кривила эта самая ухмылка, едкая и гаденькая.
— Пока ты не успел сказать или же сделать глупость, вспомни свое место, — говорил он как и у кордона — вкрадчиво, спокойно, с той же беззаботностью, что заставляла нервничать и волноваться. — Роду должно было хватить и выходки твоей чудесной женушки. Нужны ли им еще и твои собственные глупости?
Второй удар звучал не так, возня после него была другая — резче и быстрее; кто-то вскрикнул.
Йерсена подняла глаза.
В рябящем полумраке и в ползущих внутрь клоках тумана было видно: Йотван заломил Камунду руку, до упора дотянул и вынудил того встать на колени — хозы вжались в конское дерьмо, плащ придавили, и зеленый огонь вымарался бурым. Йотван наклонился ниже и впечатал лицо мага в пол — с усилием, с оттяжкой. Прежде, чем тот дернулся, поставил поверх ногу.
— Мне насрать на все Дома и все Рода! Ты здесь ебал детей последние лет двадцать и доволен был, что из-за нескольких безродных девок никто не полезет связываться. Только Духи, как ты, сука, догадался тронуть Йишку?! Ты хоть понимаешь, как мне сложно не прирезать тебя прямо здесь, в дерьме, в каком тебе и место?
— Почему бы, собственно, и нет?
Йерсена вздрогнула. Пусть голос Кармунда был сдавленным, но в нем звучало ровно то же беззаботное глумливое веселье. Он продолжил:
— Такая же как прочие, безродная и никому ненужная. Умом не вышла разве что — так даже лучше: меньше будет убиваться по навязанной ей нравственности…