Долетал стук молотков — то строили на улицах засеки, караульные посты.
Как раз под этот звук Йерсена быстрым шагом вышла вниз, в маленький дворик возле бергфрида. В нем вместо молотков стучал бой мельничных колес, летящий снизу, из долины. Она так торопилась, потому что здесь возился Йотван.
Он натянул грубые краги, закрывающие руки чуть не до локтя и зло, остервенело корчевал коровий пастинак — в заросшем дворике он вымахал вдоль стен на половину высоты, и рядом с человеком стебли, что венчались крупными соцветиями, выглядели удивительно огромными. Упавшие на землю зонтики оказывались с две или с три головы.
— Брат Йотван! — позвала она, остановившись позади.
Он обернулся, стянул крагу и утер вспотевший лоб плечом.
— Чего хотела?
— Вам помочь? — она склонила голову, заискивающе заглядывала в темные, серо-зеленые глаза.
Он выпрямился, в утомлении расправил плечи, хрустнул поясницей.
— Чем ты тут поможешь? Ты эти стебли даже не поднимешь толком.
— Подниму! Я много тяжестей перетаскала.
— Они не тяжелые, балда, а длинные. Уронишь на себя — а мне потом рассказывай, как вышло, что ты вся в ожогах от вот этой дряни… в лучшем случае. Пятнадцать лет тому брат Ри́ттлер вовсе сдох, натрогавшись стеблей по пьяни…
Йерсена призадумалась, нахмурившись.
— Ну… Я могу придерживать, чтобы на вас не падали. Ну или пот вам утирать. Питье какое принести… — в негромком голосе все больше проступал вопрос.
— Не майся дурью, — отмахнулся Йотван.
Она помялась, судорожно силясь что-нибудь придумать.
— Хорошо. Тогда, быть может, как закончите, сможете показать мне что-нибудь с мечом?
Он тяжело вздохнул.
По небу волоклись блеклые облака, и набежала тень. По осени в Лиессе то и дело приключались грозы, и темнеющие брюшки туч стращали ими. Воздух наполнялся духотой, бой мельничных колес как будто бы стал гуще.
— Не майся дурью, — повторил еще раз Йотван. — Хочется чему-нибудь учиться — так иди, не знаю, в госпиталь, проси, чтоб раны штопать научили. Всяко больше толку для тебя.
— А я уже! Вы вот как в прошлый раз меня туда послали — так я штопаю там наволочки медицинским швом, как полусестры показали. Но хочу еще и меч. Чтобы как настоящая сестра.
— Но ты и близко не сестра, — отрезал Йотван, не заметив, как она нахохлилась. — Не доросла еще, и дара нет. А если вдруг появятся — со всеми и научат, так что прекращай уж меня с этим осаждать. Я в прошлый раз еще сказал: не научу.
— Брат Йотван, ну пожалуйста! — в тоненьком голоске прорезалась мольба, граничащая будто бы с отчаяньем.
Она ужасно не любила, когда он был вот в таком паршивом настроении. В хорошем он охотно ей рассказывал про всякое, мог показать поближе меч или броню, и каждый раз, каждый короткий миг она готова была слушать все взахлеб.
Теперь, как Йишке стукнуло тринадцать, Йер почти что не случалось заставать его в хорошем настроении.
— Нет. Мне не до того. — Он посмотрел на солнце и вздохнул — оно поглядывало вниз. — Еще надо успеть отмыться и проведать Йишку и Йесению до ужина.
Йерсена сжала зубы, а за ними — кулаки.
— Ну да, ведь слабоумная поймет, зачем вы ходите к ней и что делаете для нее! И поблагодарит, ага! Пять раз!
Йотван угрюмо стиснул челюсти, и взгляд его заострился, стал хлестким. Он вдыхал поглубже, сдерживался.
— Поменьше-ка болтай про то, чего не понимаешь, — холодно отрезал он.
— Так объяснили бы, раз уж не понимаю! Чего такого в слабоумной девке, не способной даже осознать, что вы ее отец? И разве денется куда-то ее мать? Из дома-то терпимости? — запальчиво не отступала Йер.
— Замолкни, — резко отчеканил Йотван. — Мелкая еще, чтоб что-то понимать.
— А вот брат Кармунд мелкой меня не считает и нормально объясняет все! И я все понимаю! Может быть, он просто объяснять умеет лучше вас?
Она дышала тяжело, и в тишине отчетливо звучал бой мельничных колес. Молчал и Йотван, глядя на нее застывшим взглядом. Она медленно осознавала, что сказала и кому.
— Прочь!
Она зыркнула горящими глазами и со злым запалом припустила от него к крыльцу.
Ей одновременно было не по себе — она до этого не смела признавать, что в самом деле прикипела и привыкла к разговорам с Кармундом — и в то же время жгло злорадством — она все-таки уела Йотвана. Пусть знает, что он не единственный, к кому она может пойти. Пусть знает, что из всех — брат Кармунд.