А Йотван тяжело вздохнул: не то что не читали, она даже и не понимала, про что он.
Принято было говорить “читать”, только на самом деле-то рассказывали наизусть. Да и не книга то — предания о жизни Духов и о магии, о старине, о людях, что тогда гораздо ближе знали Духов, жили с ними рядом.
Ему бы злиться, только Йотван вместо того чувствовал усталость. Столько ходило проповедников и столько лили кровь верные братья — а что толку? Даже здесь, в самом центре Лангелау, а не на какой забытой Духами окраине, и то так мало знали и так безнадежно далеки были от понимания их веры. Подумать — так у вот таких селян гораздо больше общего с еретиками из Оршо́вы, где давно не слышат Духи, и не верят люди.
И в глубине души он знал, что сложно их винить: им-то не приходилось видеть Лунного Огня в Лиессе — как им тогда понять его величие?
— Слушай, малая, и запоминай, — вздохнул он снова. — Про воду — это ересь все; только огонь нас связывает с Духами — и потому он свят. Как разгорается костер из искорок, так истовая, правильная вера, вспыхнувшая в Полнолунных горах на востоке, разгорелась в пламя, и из него родился Орден. Там, в тех горах, стоит зеленокаменный Лиесс, а в нем на крышах, площадях, колоннах и мозаиках зажигается Лунный Огонь — дар Духов нам. Именно в нем начертана их воля, и волю эту Орден несет по всем землям. Мы потому зовемся так — Орденом Лунного Огня, Лиесским Орденом.
Девчонка снова пялилась во все глаза, слова ловила и, казалось, в самом деле каждое запоминала. Не замечала даже комарья, какое не мог разогнать ни дым костра, ни стылый холод скорой ночи. А Йотван уж не знал, от вшей чешется морда или же ее нагрызли эти твари.
Пока он зло, остервенело скреб лицо ногтями, девка сама себе кивнула и ответила так важно и серьезно, как умеют только дети:
— Я запомню. Все запомню. Обязательно.
Йотван невольно хохотнул.
— Ну вот тогда еще чего запомни, мелкая. В Книге о Четырех так говорится: Духи Запада покровительствуют земледелию, они — начало всех начал; Южные Духи, что не знают равных в силе и в войне, уберегут все взращенное; Духи Востока учат: путешествуя, найдешь недостающее; а Духи Севера взлелеют тех, чья сила в голове и в ремесле.
— Знаю! — Она заметно оживилась. — Знаю! Мы на плетень в честь них всегда вешали ленты. Зеленые по осени — для урожая. Синие зимой, чтоб дураков не народилось. Потом красные, чтобы погода была добрая А летом — желтые, чтоб всем хватило сил поля убрать!
Такой она была похожа на обычного ребенка — в Лиессе при приюте их таких вот — тьма. Йотван прищурился через костер, подумал против воли: ведь у него, быть может, дочь почти таких же лет. Если жива.
И, может, и не зря Духи вели его назад живым.
Место ему не нравилось. Не нравились мостки и берег речки, явственно расчищенный, не нравился неумолкающий вороний крик. Птицы не затихали ни на миг, и вопли их вибрировали в воздухе, порой будто чуть отдалялись и почти что превращались в эхо, а в другой миг вдруг вспыхивали с новой силой, еще яростней, еще остервенелей. Сперва шум раздражал, но время шло, а птиц, казалось, собиралось только больше. Теперь их голоса противно отдавались в голове, и Йотван знал, что если уж стая так долго делит падаль, значит, дело — дрянь.
И все же у мостков они остановились. Девчонке, вымотанной быстрым шагом, надо было подышать, а время подошло к полудню — стоило перекусить.
Над лесом облака сложились в мраморный массив, против какого крик ворон звучал лишь заунывнее и горче, но здесь, над головой двух путников, небо осталось по-лиесски голубым и ясным; солнце грело. В его лучах рябь на реке блестела белизной.
— Чего они орут?..
Девчонка спрашивала больше у самой себя и неприязненно косилась на желтеющие кроны — за ними птиц не различить; лишь жуткий гвалт, поднятый ими, долетал. Мелкая нервничала.
Йотван умыл лицо, довольный тем, как ненадолго гаснет зуд, смытый осенним холодом воды, и тоже глянул в сторону, откуда летел крик.
Дыма над лесом не было, и стая не вилась. Значит, спустилась ниже и пирует.
Он предпочел бы обойти подальше и не лезть, только сказал бы кто, где обходить. Думал поторопиться и пойти быстрее, но, похоже, лишь приблизился. Уйти прочь от реки он опасался — не найдет потом, а ни моста, ни лодки в камышах, не отыскалось — только пара вздутых тел. Поэтому махнул рукой, решил остановиться и дать девке отдохнуть — если уж дальше надо будет убегать, то передышка пригодится. Пусть.