Жаль — только что поделаешь?
Йотван соединил ладони и шепнул в огонь скупую благодарность. Духам — за то, что тварь попалась молодая, в силу не вошедшая; за то, что пламя заберет останки безымянной женщины. За то, что справился.
— Мелкая, — позвал он. — Смотри. Смотри и на всю жизнь запоминай, что нет зверей страшнее тех, что порождает человек. Ты только что увидела такого.
Девчонка осторожно подняла глаза. В них отразилось пляшущее пламя.
— Вы говорили, все, что мы сжигаем, к Духам отправляется, — почти беззвучно выговорила она.
— Все верно. Только при большой нужде Духи прощают нас и милостиво забирают то, что слишком уж опасно оставлять. Как эту вот, — он подбородком указал в огонь.
— А что это?
— Это был вершниг. Душа уродливая, искалеченная, ищущая для себя вместилища. Они находят мертвецов, каких жрецы три дня не хоронили по обряду, и забирают их тела или же части. Этот молоденький, нашел труп поцелее и в нем и ушел. На Полуострове бывали здоровенные, откормленные — много сильнее и умнее этого. А хуже всего… — он на миг замолк и вспомнил, как смывал с лица свежую кровь, — что тетка эта могла быть чумной.
Девка молчала долго, будто поняла, что это могло значить. Неловко дергала траву, не знала, куда руки деть.
— Зато теперь он мертв, — тихонечко произнесла она.
Йотван скривился и еще раз сплюнул.
— Не мертв. Только лишь бросил тело — отыщет новое и заново придет, пусть и не к нам уже. А тут, — он глянул в сторону вороньих криков, — кто-то устроил этой пакости раздолье.
Он помолчал и повторил еще раз:
— Вершнигов порождает человек. Тот, кто убил и бросил труп, тот, кто нашел его и не сподобился сжечь или пригласить жрецов. Кто-то здесь вырезал деревню и оставил всех лежать…
— И мы туда пойдем, чтобы их сжечь? — опасливо спросила девка.
Йотван крякнул. Глянул на мелкую, губы поджал и головою покачал — наивная она еще, и то ли ты ее жалей, то ли над нею смейся.
— Нет.
Она не поняла. А он с досады чуть не выругался.
— Мы обойдем подальше и помолимся, чтобы еще какая дрянь не вылезла.
Только дурак полезет без отряда да без чародейки — так он договорил уже себе.
Он деревень не жег, хотя приказ и знал; он эту не полезет вычищать, хотя по совести может и должен бы. Он не дурак.
А еще слишком хочет верить, что, наверное, выжил не зря. Настолько хочет, что не станет рисковать подохнуть по пути.
Глоссарий
Земля — крупнейшая административная единица в орденском государстве; управляется ландмайстером.
Ва́тмал — грубая шерстяная ткань.
Ко́тта — средневековая европейская одежда, похожая на длинную тунику. Носилась и мужчинами, и женщинами.
Эль — в рамках средних веков можно провести четкое разграничение между элем и пивом: эль не содержал хмеля, тогда как в пиво он добавлялся.Все средневековые напитки содержали гораздо меньший градус алкоголя, почти всегда разбавлялись и употреблялись всеми, начиная с достаточно раннего возраста.Слабый эль — напиток, изготавливаемый путем вторичного использования солода. В результате он почти не содержит алкоголя и не имеет выраженного вкуса
Ва́йда — название растения (вайда красильная) и получаемого из него синего пигмента.
Часть I. Глава 2
Осень все набирала силу. Страшнее становились ночи — холоднее и темнее; из леса раздавались крик лосей и жутковатая кабанья топотня, в слепящей черноте, разлитой меж стволов, звучащие особо жутко; день укорачивался, умирал.
Йотван все шел. И девка — вслед за ним.
Дни растворялись в белой дымке Повелителя Туманных Троп, хворь все не начиналась — Духи миловали. Рыцарь с утра из раза в раз придирчиво осматривал себя, искал знакомые чумные признаки — не находил и ненадолго успокаивался. Повезло.
С девкой освоился — на сей раз она отживела проще и быстрее. Снова взялась лезть под руку, чтобы помочь готовить на привалах, снова несмело и неловко спрашивала про жизнь в Ордене, про Духов и про веру.
Сама рассказывала мало — и все ерунду. То Йотван рявкнет, когда чуть не тронула коровий пастинак, а она удивится да припомнит, что в ее деревне его звали сахарным — нечасто попадался, взрослые носились с ним, будто с сокровищем, вываривали, чтобы получить хоть бы крупицу сахара, да выходило не всегда, а дети норовили стебли обломать и облизать — всыпали им за это от души.