Он приставил кочергу под нижнее ребро, вдавил, ударил что есть сил — и кончик показался из-под следующего ребра. Мальчишка потянул вверх, будто силился поднять мужчину.
Толпа пришла в восторг от первой крови, радостно затопала, захлопала и заорала, кто-то завизжал так высоко и мерзко, что хотелось двинуть, лишь бы смолк. Йер ощутила ломоту в висках, и ветер будто бы давил только сильнее, щеки жег. Но глаз она по-прежнему не отводила.
Ей чудилось, что она видит в лице Йергерта… досаду? Он как будто заскучал и утомился, и от этого отбросил кочергу, взял камень, и уже без всяких слов уселся поверх тела, прижал руки и ударил.
Череп раскроился быстро. Еще несколько ударов, и мозг брызнул по земле вместе с осколками.
А юноша поднялся. Бросил камень в сторону и обернулся отмыть руки во второй из кадок.
Так и совершилось Таинство Греха.
Йергерт силился не бегать по толпе глазами, но не мог. Ловил себя на этом с того мига, как ступил на вытоптанное ристалище, и на себя же злился.
Родителей он там не ждал, хоть все-таки и глянул повнимательней, чтоб убедиться. О матери не стоило и думать, но отец как будто мог бы…
Увидел и спокойствие ландмайстеров с Магистром — даже скуку. Увидел брата Бурхарда, что ободряюще кивнул, хотя по-прежнему был недоволен всем вчерашним, увидел Содрехта с извечной тенью-спутницей Орьяной, множество других людей… Он бегал взглядом из конца в конец, от ряда к ряду, и не то чтобы не знал — не мог себе признаться, кого ищет. Не хотел признать, что без внимательного взгляда рыжих глаз все кажется не тем.
Она должна смотреть — он убеждал себя. Не может не смотреть. Она ведь не отводит глаз, следит за ним всегда, не упускает из виду — и чтобы пропустить такое? Если уж даже на Очищение явилась, то сюда — должна была.
Он чувствовал, что грудь печет от злости всякий раз, как вспомнит: пока все прислужницы смывали с него грязь прошедших лет и прошлой жизни, еретичка оскверняла Таинство своим присутствием.
Теперь ему особенно хотелось, чтобы она видела — чтоб знала, что он с радостью бы сделал с ней. Что именно ее он хотел видеть на ристалище в цепях. Он это представлял, даже не раз. Придумывал, как бы пытал ее, была бы она у столба.
На деле ощущалось все не так, как он придумал. Может, потому что у столба стоял какой-то незнакомец, на какого ему было наплевать, а может, потому что он не мог найти среди толпы ее глаза. Но все, что он почувствовал — гадливое презрение к убожеству и без того едва живого пленника. Ни удовольствия, ни интереса.
Думал, может разойдется, как начнет, но нет. Чем дольше продолжал, тем тягомотнее и гаже было — жалких нескольких минут хватило, чтобы он жалел, что нет меча, с каким все кончилось бы за мгновение. А многие ведь умудрялись растянуть ритуал на час, даже на два. Он думал, будет как они, и думал, будто ощутит себя орудием великих Духов, что карает ересь и любого, кто ей пропитался. А на деле оказался палачом, что лишь из чувства долга силился развлечь толпу.
А омерзительней всего была бессмысленность. Он обменял бы всю толпу на одну пару глаз. Она должна была смотреть. И этого отсутствия он не простит даже сильнее, чем вчерашнего присутствия на первом Таинстве.
Однако чувства эти ему нужно было усмирить. К нему шли братья: орденский капитул во главе с Магистром и брат Бурхард.
Магистр шел натужно и прихрамывал; седые лохмы обнажали череп и, казалось, все сильнее обнажают с каждым днем; выцвела кожа, вся покрылась пятнами, как скорлупа перепелиного яйца.
За ним — извечная семерка: семь плащей, семь амтскеттов, семь самых верных слуг великих Духов.
Один чуть улыбнулся — Маршал, глава Дома Сорс Геррейн. Их связывала кровь, хоть и так отдаленно, что в другой день юношу бы просто не заметили.
Все выстроились в полукруг, Магистр — рядом с Йергертом. Сердце заухало в груди — большая честь. Он вспомнил, что ждал много лет, чтоб здесь стоять, и много лет трудился.
— Сей юноша окончил Таинства! — Магистр простирал к толпе ладони. Голосу теперь недоставало силы. — Духи приняли его!
Народ зашелся, засвистел, заулюлюкал. Содрехт тряс над головой руками, Орья их сложила рупором, визжала.
— А теперь скажи мне, верен ли ты слову и крепка ли воля? Хочешь ли ты посвятить себя служению на благо Ордена? На благо Духов? С этого дня до последнего твоего дня?
— Да. Хочу.
Звучало хрипло. Йергерт чувствовал, что по спине стекает пот.
— Быть по сему! Склонись!
И юноша встал на колено — снова, как уже вставал немало раз за время всех ритуалов. За его спиной встал не отец, брат Бурхард. Он же раскрывал свободный ворот ризы, обнажал грудь и держал за плечи, чтобы те не дрогнули, когда Магистр прижимал клеймо меж сердцем и ключицей.