Когда мы поднялись наверх, в зал, где представлены макеты механизмов, изобретенных Леонардо, меня поразило, что шотландец стал нем как рыба. Молчание его длилось долго, до тех пор, пока мы не осмотрели все и не вышли в розовый сад с квадратным водоемом:
— Отдаешь ли ты себе отчет, малыш, что мы только что увидели?
— Мориса? — отозвался я.
— Да нет, привидение! Это был Святой, Святой Иероним. Очутившись с ним лицом к лицу, я как будто перенесся в картинную галерею Ватикана. Это же просто немыслимо, как твой Морис похож на Святого Иеронима с полотна Леонардо. Когда он наклонился за кастрюлей в полутьме кухни, прорезаемой солнечным лучом, мне показалось, что это коленопреклоненный отшельник, главный персонаж того полотна, о котором я тебе толкую. Чтобы ты лучше понял, опишу тебе его. Святой стоит на коленях на фоне темной слоистой скалы. Старик с запавшими глазами, так похожий на Мориса, едва укрытый плащом, наброшенным на левое плечо, как бы усмиряет льва с разверстой пастью, простертого у его ног. У меня возникло ощущение, что давно написанное полотно ожило на моих глазах. — Помолчав, он добавил, вновь обретя весь свой апломб: — По слухам, полотно было найдено кардиналом Фьеши в Риме году в 1820. Я уверен, ты тоже испытаешь это странное ощущение дежа-вю, когда заставишь ожить тех, кто проживал в этом доме.
От этих слов я задумался: а ведь я уже давно оценил мудрость нашего преданного слуги. Он был немногословен, но время от времени выдавал кое-какие истины в уже готовом виде, так что было ясно: он хорошенько обмозговал их, прежде чем как бы между прочим пробурчать что-нибудь вроде: «Сколько уж было таких торговцев иллюзиями и чудесами, обманывающих толпы».
Когда наш осмотр подходил к концу, я повел шотландца по подземному ходу, служившему королю для того, чтобы навещать Леонардо — он связывал Амбуазский замок с нашим, тогда короля сопровождали пажи, несущие факелы, — антиквар заметил:
— Но ведь ты забыл показать мне комнату Салая.
— Кто это Салай? — оторопев, спросил я.
Эстет вгляделся в меня с каким-то странным выражением лица.
— Ты не знаешь, кто такой Салай? Ты не знаешь, что у Леонардо был любовник по имени Салай? Что он прибыл сюда, совершив путешествие через Альпы вместе со своим покровителем?
Я был озадачен, никогда не приходилось мне слышать о таком человеке, я все никак не мог взять в толк, о чем это он, и смотрел на шотландца не понимая.
— Раз тебе нечего мне сказать, я посвящу тебя в суть дела.
Он явно намеревался поведать мне о судьбе того, кого называл именем Салай.
— В возрасте тридцати девяти лет, в 1491 году, Леонардо принял на службу мальчика десяти лет, Джакомо Капротти да Орено, или, как его еще называли, Салай — «бесенок». «Вор, упрямец, лжец, обжора», — писал о нем Леонардо, но тем не менее до самой смерти хозяина Джакомо оставался с ним. Природа их отношений породила множество комментариев, порой даже нелестных. Леонардо не скрывал своей тяги к красивым лицам, а в данном случае еще и к великолепной шевелюре своего протеже, которую, согласно воспоминаниям современника, не переставал гладить. Писаный красавец Салай служил ему моделью, доверенным лицом и мальчиком на побегушках.
— У Леонардо был ученик Франческо да Мельци, — попытался я возразить, — и еще слуга Баттиста да Вилланис.
— Не только они, — ответил шотландец. — Салай был в числе его челяди, а когда вырос, последовал за ним во Францию. Да Винчи любил его. Не приходило ли тебе в голову, что даже гений способен терять голову из-за ангельских черт лица и совершенной линии бедер? Однажды ты узнаешь, что красота любимого существа не обязательно вносит в жизнь гармонию, скорее наоборот, хаос, беспорядок, и коль скоро речь идет о чувствах, голову можно потерять из-за одного только локона или изгиба шеи любимого. Тебе, наверное, известно, что ценители живописи — по преимуществу мужчины. То, как им видится созерцаемое тело, для них важнее всего. И потому, даже если Салай был бездарным учеником и ненадежным слугой, обкрадывающим своего хозяина, Леонардо ему все прощал, когда же этот демон с лицом ангела возвратился в Италию, мастер не прекратил одаривать его. Скажу больше, — вдруг саркастическим тоном прибавил мой собеседник, — он даже включил его в число своих наследников по завещанию!