— Простите, Мадмуазель, я не совсем понял…
Эти слова сами собой вылетели из моей измученной души, я боялся утерять ее расположение, но я весь тут же сжался и занял оборонительную позицию. Ответ ее поразил меня:
— Я вижу, ты стал жертвой мифа об Орлеанской Девственнице. Не хотелось бы, чтобы, прожив на свете пятнадцать лет, ты так ничегошеньки и не понял. К чему тогда было ездить в Лош, к бабушке? Даже не докопался до секрета Жанны! А ведь именно в Лош удалился король Генрих VII. Уж, кажется, можно было дойти до сути. И еще: ты даже не задался вопросом, а навестил ли Леонардо да Винчи своего бывшего покровителя Лодовико, герцога Миланского, когда тот стал пленником короля и сидел в крепостной темнице. Пора, мой друг, пора, вместо того чтобы набираться всяких прописных истин, задуматься и о серьезных вещах.
И не щадя меня, она пустилась в долгие разъяснения. Оказывается, все было не совсем так, как я себе представлял: пусть судьба пастушки из Вокулёра и была предопределена, кто-то должен был отправиться за ней и доставить ко двору. Восседая на табурете эпохи Возрождения, пронзая меня своими глазками-буравчиками, Мадмуазель Вот забросала меня вопросами, как будто я и был главным ответчиком по делу Жанны, явившейся к королю в Шинон с убеждением, что одна только Пресвятая Дева в силах помочь слабому королю.
— Когда ты наконец перестанешь туманить себе глаза всякими сказочками для детей и историями, сочиненными для легковерных умов? Мне бы так хотелось научить тебя все подвергать сомнению. Вот, к примеру, эта притча о пастушке, ни с того ни с сего добравшейся до короля. Неужто ты не понимаешь, что за ширмами Истории есть тайные пружины? Что произошло в отрезок времени между годом рождения Жаннет, дочери крестьянина из крошечной деревушки, и ее мученическим концом в Руане? Почему гонец Иоланды Арагонской, тещи короля, отправился на поиски юной девы в Лотарингию? Как случилось, что ее оруженосцем был некий Олон из свиты Рене Анжуйского? Правда ли, что с помощью фальшивых монет, отчеканенных Жаком Кёром, было профинансировано снаряжение в Блуа армии, необходимой для освобождения Орлеана? Какова тайная роль Иоланды Арагонской, этой женщины с мужским сердцем, жаждавшей власти и пережившей четырех королей? А ну как это она подстроила и осуществила чудо, спасшее Францию? Скажу тебе, что стоит за всей этой историей. Истина прямо-таки бросается в глаза, когда читаешь документы трех церковных процессов по делу Жанны — в Туле́, Пуатье и Руане. Один из ключей к тайне Жанны д’Арк в следующем: за одной женщиной может стоять другая. Это Иоланда Арагонская организовала первое национальное движение за освобождение Франции. За зрелищными битвами героической девственницы в белых доспехах стояла железная длань в латной рукавице могущественной тещи Карла VII. Это она передвигала на шахматной доске пешки, необходимые для победы и достижения власти. Однако, когда ей предложили выкупить Жанну, что спасло бы национальную героиню от костра, не нашлось никого, кто бы заплатил. Циничной королеве не было дела до воплощенной добродетели, этим она подписала ей смертный приговор.
В комнате установилась гнетущая тишина. Сразив меня своими выводами, Мадмуазель Вот продолжала сверлить меня своим взглядом. Я же сидел и думал: «Что еще свалится на мою голову?»
Глава 29
НЕИЗВЕСТНАЯ С НАБЕРЕЖНОЙ СЕНЫ
Во времена своего триумфа Фердинан Кларе вкусил удовольствий, сопровождавших славу. Помимо золотого голоса он обладал талантом рисовальщика и по воскресеньям разыгрывал из себя художника, бродя по Парижу. Возможно, ему было просто интересно разглядывать встречных женщин. Он устраивался с картоном для рисования напротив Консьержери и ловил мимолетные видения. Одним воскресным утром он стал свидетелем драматической сцены: девушка бросилась с моста в воду. Прохожие кинулись за полицией. Господин Кларе после секундного колебания, вызванного удивлением, стал раздеваться, намереваясь прыгнуть за ней, но тут подоспели пожарные на лодке. Выловив утопающую, они доставили ее к берегу и уложили на мостовой в двух шагах от мольберта. Девушка лежала с прилипшей к зелу одеждой, позволявшей видеть совершенство ее форм. Увы, она уже распрощалась с этим миром — вода, темные глубины сделали свое дело: наложили печать смерти на ее лицо. Единственное, что осталось от безвозвратно ушедшей жизни и еще некоторое время трепетало на ее лице, — улыбка. В то мгновение, когда душа отделилась от тела, ее лицо отразило внутренний загадочный свет. Завороженный ее лицом, уже нездешним, но еще видимым, Господин Кларе схватился за карандаш, торопясь успеть, покуда оно не исчезнет. Стали собираться любопытные. Последовала минута, в которую смертным, словно в некой вспышке, открывается хрупкость всего живого и дано испытать радость оттого, что они еще живы, смешанную с сожалением об уходе одного из них. Господин Кларе даром время не терял. Пока зрители драмы философствовали о быстротечности земного срока, отпущенного людям, он закончил рисунок и сунул его в папку. Прошла неделя, в один из вечеров они с женой собрались пойти поужинать, Сьюзи, прихорашиваясь перед зеркалом, бросила ему: «Ты талантлив во всем!», а закончив приводить себя в порядок, обернулась к нему (тут Господину Кларе пришло в голову: с таким румянцем во все щеки она — вылитая матрешка) и, не сводя с него своих каштановых глаз, неожиданно серьезно добавила: «Я видела рисунок, который ты сделал в то воскресенье. Я и не думала, что можно так мастерски воспроизвести Джоконду».