А вот невеста вызывала общее восхищение и несомненную любовь. Ее бело-золотые одеяния сверкали, как снег на вершине гор. Хрупкая фигурка, сидящая боком на спине огромного жеребца, казалось трогательной и беззащитной. Принцесса сияла доброй и счастливой улыбкой, непрерывно махая ручкой и иногда, играясь, посылая воздушные поцелуи. По мере продвижения поезда выкрики: «Дарин!» звучали все реже. Зато вопль: «Ларелла!» гудел на волне общего обожания.
Откуда выскочил мальчишка, никто толком не понял. Он словно поднырнул под руками стражи и бросился наперерез кортежу. Кто-то заорал, но неразборчиво. Люди, стоявшие вдоль дороги, разом ахнули и подались вперед, в очередной раз почти снеся оцепление. Вертлявый парень проскользнул между растерявшимися дворянами, служащими атлантами королевского полога. Да и растеряешься тут! Потому как что делать в подобной ситуации не было понятно никому. Если, как долг велит, выхватывать мечи и защищать жизнь Его Величества, то громоздкая конструкция рухнет государю на голову. А если и дальше изображать собой истуканов, то короля, того и гляди, жизни лишат…
К счастью дворянства, мальца король не интересовал. Едва не поскользнувшись на ткани, устилающей брусчатку, он подлетел к чете новобрачных, обеими руками протягивая над головой огромный букет. Жеребец принцессы, ехавший чуть впереди, испугался, попятился, прижимая уши и приседая на мощный зад. Конь дико заржал, запрокинул голову и встал на дыбы. Тут уж ахнули все, с ужасом и предвкушением ожидая, что хрупкая фигурка в золотом сейчас соскользнет со спины взбесившейся лошади, рухнет под копыта, которые размозжат белокурую голову.
Ирус, бродячий поэт, стоявший в толпе, даже успел придумать первую строчку эпитафии трагически погибшей принцессе: «Ушла краса, темны небеса и солнце померкло, утратив сиянье…». И так ему самому эта строчка понравилась, что он невольно прослезился. Правда, пришлось бедному поэту позже переделывать эпитафию в любовную балладу.
Все случилось так быстро, что разобрал произошедшее только принц. Да и тот потом не был готов клясться, что ему не привиделось. Он только услышал скрежещущий голос брата, возникший в его собственной голове: «Мне нужен наследник!». И перед глазами пронеслась вереница портретов претенденток на его руку и сердце, которые рассматривались наравне с его нынешней супругой. Уже спрыгивая со своего коня, он смутно понадеялся, что второй по счету женой не станет княгиня Карела. Уж больно она была уродлива.
И пока он так размышлял, принцесса, кажется, даже и не собиралась падать. Дарин заметил маленькие ручки, уже не сжимающие поводья, а намотавшие их себе на запястье. И девушка не натягивала их, как сделали бы, наверное, десять женщин из десяти, а, наоборот, отпустила. Сама же всем своим небольшим весом навалилась на шею коня, что-то говоря. Возможно, Его высочество и ошибся, но ему послышалось что-то подозрительно похожее на: «Стоять, скотина, иначе я тебе лично яйца вырву, мерин трахнутый!».
Невероятно, но Ее Высочество, сидящая боком, без стремян и шенкелей, не только не свалилась на землю, но и заставила коня утихнуть. Лошадь встала на все четыре копыта, мелко дрожа шкурой и дико кося лиловым глазом. Принцесса быстро осмотрелась, проворно сорвала со своих запястий поводья и кинула их принцу. Тот, абсолютно механически, их поймал. А потом, каким-то невероятным образом, не иначе, как по воле Матери, потерявшая сознание молодая жена очутилась у него на руках.
Дарин так и застыл, держа одновременно и коня, и супругу. А толпа вокруг просто с ума сходила в экстазе, уже не скандируя его имя, а вопя с подвываниями и стонами. Только принц почему-то чувствовал себя полным и окончательным кретином.
Особенно тогда, когда нежная принцесса пришла в себя и, заливаясь слезами, повисла у него на шее. Ну, не отталкивать же у всех на глазах чудом не погибшую супругу? Пришлось на публику изображать страстный героический поцелуй, взбираться на собственную лошадь и усаживать трепещущую, как осенний лист, Лору перед собой. Естественно, мужественно ее обнимая.
Глава 3
Об изысканных развлечениях и непроверенных слухах
«Бокал вина был явно лишним, - решила юная принцесса, - только я не помню какой - тринадцатый или четырнадцатый?..»
Знаешь ли ты, дружок, почему те времена, о которых я веду рассказ, потомки называют «изысканными» и «романтичными»? Дело ведь не только в духе рыцарства, неуловимым призраком витавшем над старинными замками и городскими площадями. И даже не в прекрасных дамах, чьи несомненные прелести и достоинства не раз воспевали и ноты музыки, и слова стихов, и мазки картин. Дело в самом флере, привкусе романтизма, приключений и сладкой тайны, который пропитывал будуары, темные коридоры и тронные залы.
Ах, любовь! Именно она тогда правила миром. Ради нее рождались и умирали, сражались и танцевали… Ради нее жили. Нет, мой юный друг, в наше чопорное время не понять истинного смысла этого сладкого слова. Ибо тогда любовь не знала границ и предрассудков. Кто бы ни был предметом твоего обожания, достаточно было сказать своему сердцу - лети! И наслаждаться тем феерическим фонтаном ощущений, которые может подарить только это чувство.
Нет-нет, добродетель и тогда была в чести. Не стоит, дружочек, путать низменную похоть с высоким полетом любви. Ведь, кроме плотского наслаждения, она включает в себя и множество других вещей: искусство вести беседу, развлекать, блистать остроумием. А также и более простые, но тоже немаловажные утехи, располагающие к любви. Такие, как заботы о хорошем столе и изысканном вине.
И стоит ли осуждать юные души, если они познают эту науку еще до супружеских объятий, а порой и вне их? Ибо самый верный способ погубить романтику - привнести в отношение скуку и обыденность. Нет, не будем мы осуждать героев того времени за их легкие и необременительные нравы. А тайком насладимся неведомой нам свободой и вздохнем о несбыточном.
***
Процессию, которая добралась-таки до ратуши, встречали не в зале, как того требовал этикет, а на ступенях, ведущих к входным дверям. Сиятельные господа, члены городского правления и представители гильдий и цехов, осанистые и благополучные, как кошель, набитый золотом, высыпали наружу, словно любопытные школяры. И дальнейшее их поведение не отличалось почтенной величественностью, положенной уважаемым мужам по статусу. Убедившись, что новобрачная цела и даже, кажется, здорова, они едва ли собственные парики в воздух кидать не начали.
Многие аж прослезились от такого благополучного завершения столь неприятной ситуации. И счастье почтенных господ было понятно и легко объяснимо. Право слово, не успели выложить денежки на свадьбу и связанные с ней торжества, как, не приведи Отец, пришлось бы похороны оплачивать. А там и новая свадьба… С такими затратами и по миру пойти можно. И - конечно же, конечно! - было бы жаль, бедняжку! Столь юная и прекрасная дева могла погибнуть под копытами собственного коня! Это ли не трагедия?
Так что, повод пускать слезу облегчения и дурного духа в полы камзола у сановитых мужей имелся.
Принц, по своему обыкновению не обращая ни малейшего внимания на чужие восторги, спешился, придерживая жеребца под уздцы, и подал Ларе руку, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на горячо любимую супругу.
- О, милый, - простонала она, буквально теряя остатки сил - физических и духовных. От того, чтобы вновь не упасть в обморок, её удерживала только гордость, небывалая в столь хрупком теле сила духа и приличия. - Мне так дурно! Боюсь, что я не смогу преодолеть все эти ступени на своих ногах.
Она трогательно закусила губку, глядя на вход в ратушу, как на персональный эшафот.
- И что с вами, моя драгоценная? - холодно поинтересовался нежный муж. - Повредили колено, когда мне на руки прыгали?
- О чем вы? - сияющие сапфировые глаза смотрели с искренним и ничем незамутненным недоумением.