Кейт Тирнан
Дитя эльфа
Моему внутреннему волку
Глава 1
Крупное достижение
Правда, я не знал значение слова «заброшенный», пока не прибыл сюда. Барра-Хед один из самых западных берегов Шотландии, и более дикую, необжитую сельскую местность трудно себе даже представить. Но все же, брат Колин, как я возвеличен прибытием сюда, как я мне не терпится принести этим хорошим людям послание Божье. Завтра я буду объяснять его местному населению, принесу им радость слова Божьего.
Брат Синестус Тор, монах цистерцианец (монах примыкавшего к бенедиктинцам ордена), в письме к своему брату Колину, также монаху, сентябрь 1767 г
– Хорошо, я пошла, – сказала моя сестра, Мери-Кей, поворачиваясь к лестнице вниз. Только что мы услышали отличительный гудок минивена матери ее подруги Джейси.
– Увидимся, – крикнула я ей вслед. Хотя Мери-Кей была моей младшей сестрой, в ее четырнадцать ее можно было назвать двадцатипятилетней, и по некоторым вещам, например, размеру груди, она выглядела более зрелой, чем я.
– Дорогая? – моя мама просунула голову в двери моей спальни. – Пожалуйста. Идем с нами к Ейлин и Поле.
– О, нет, спасибо, – ответила я, пытаясь не быть грубой. Я любила тетю Ейлин и ее девушку Полу, но я просто не могла сидеть с ними, улыбаться, есть, притворятся, что все нормально, когда всего несколько дней назад вся моя жизнь разорвалась по швам.
– Она сделала салат с морской капусты, – искушая меня, сказала мама.
– Ох, – я скрестила два указательных пальца, чтобы защитится от здоровой пищи, и мама сделала гримасу.
– Ну хорошо. Я просто подумала, что ты захочешь побывать на последнем семейном обеде, – ответила она своим лучшим голосом из тех, что заставляли чувствовать себя виноватым.
– Мама, вы уезжаете всего на одиннадцать дней. Я же буду видеться с вами всю свою оставшуюся жизнь. Будет еще достаточно семейных обедов, – сказала я. На следующий день мои родители уезжали в круиз на Багамы, чтобы отпраздновать их 25 годовщину свадьбы.
– Мери-Грейс? – позвал папа. Если перевести, то «идем».
– Хорошо, – мама любопытно посмотрела на меня, и весь юмор ситуации куда-то делся. Мои родители и я через многое прошли за эти пару месяцев, и время от времени эти воспоминания возвращались и беспокоили нас.
– Повеселитесь, – сказала я, разворачиваясь. – Передавайте привет Ейлин и Поле.
– Мери-Грейс? – опять повторил папа. – Пока, Морган. Мы долго не будем.
Как только я услышала звук закрывающейся входной двери, мои плечи опустились в облегчении. Наконец-то одна. Свободна хоть на немного времени. Свободна быть несчастной, лежать, скрючившись, на своей кровати, бесцельно блуждать по дому без нужды говорить с кем-то и пытаться нормально выглядеть. Свободна быть собой. Это была шутка. Я то, чем есть Викка. Не просто викканка, а кровная ведьма и Вудбейн – из одного с наипозорнейших с семи великих викканских кланов. Я та, чей биологический отец, Кьяран МакЕван, убил мою биологическую мать, Мейв Риордан. Кьяран – один из наизлейших, опасных, безжалостных ведьм, которые сейчас существуют, и одна моя половина от него. И что это обо мне говорит?
Я посмотрела на себя в зеркало в моей комнате. Я все еще выглядела, как прежняя я: прямые каштановые волосы, орехово-карие глаза с немного наклоненными уголками, «сильный» нос. Мой рост был 5 футов 7 дюймов (примерно 1,68 м), мне было семнадцать, но на моем теле все еще не развились никакие женские изгибы.
Я не была похожа на Роулендсов. Шестнадцать лет мне никогда даже в голову не приходило, что я не Роулендс, несмотря на то, что я выглядела совершенно по-другому, чем остальные в моей семье, несмотря на такую огромную разницу между Мери-Кей и мной. Теперь мы все знаем причину этой разницы. Потому что я с рождения Риордан.
Я упала на свою кровать, в груди болело. Всего лишь один день тому назад я едва избежала смерти – на Манхеттене Кьяран пытался меня убить. И только в последнюю минуту, когда он понял, что я его дочь, он передумал и разрешил моему тогда еще бойфренду, Хантеру Найэлу, спасти меня. Мой отец убил мою мать. Пытался убить меня. Кьяран был настолько злой, что в это практически невозможно было поверить, и это зло было частью меня. Да как Хантер может притворяться, что не понимает, почему я с ним рассталась?
О, Богиня, Хантер, подумала я, наполняясь тоской. Я жаждала его, восхищалась им, доверяла ему и уважала его. Он был высокий, светловолосый, великолепный и имел невероятный английский акцент. Он был сильной, инициированной кровной ведьмой, наполовину Вудбейном, и был сиккером международного совета ведьм. Он был моим муирн-беата-дан – моей родственной душою. Для большинства это значит, что они должны быть всегда вместе. Но я произошла от одного из худших ведьм в викканской истории. Вся моя кровь была навеки заражена. Я была ядом; я разрушила бы все, к чему прикоснулась бы. Я просто не выдержала б, если бы сделала Хантеру больно, не выдержала бы даже мысли, что могу это сделать. Так что я сказала ему, что больше не люблю его. И чтобы он оставил меня в покое.
Собственно, вот почему я сейчас одна, провожу эти дни, сжимая подушку и болея своим одиночеством и несчастьем.
«А что я могу сделать?» – спрашивала я себя. Была суббота, и мой ковен, Китик, как всегда собирался для круга. Скоро наступит один из наших ежегодных саббатов, Имболк, и я знала, что мы будем начинать обсуждать это и готовится праздновать его. Ходить на круг, каждонедельная обязанность, было частью рутины викканской жизни. Это было частью Колеса Года, частью изучения. Я знала, что должна пойти.
Но я знала, что не смогу… не смогу выдержать видеть Хантера. Не смогу выдержать видеть других людей на круге, того, как они будут смотреть на меня: с симпатией, страхом или же недоверием.
– Мяу?
Я посмотрела на своего котенка.
– Дагда, – сказала я, поднимая его. – Ты становишся большим мальчиком. У тебя уже получается большое «мяу». – Я погладила Дагду, чувствуя его громкое мурлыканье.
Если бы я пошла в тот день на круг, я увидела бы Хантера, почувствовала бы на себе его взгляд, услышала бы его голос. Достаточно ли я была сильна, чтобы встретится с этим лицом к лицу? Я так не думала.
– Я не могу пойти, – сказала я Дагде. – И не пойду. Я сделаю круг здесь.
Я поднялась, чувствуя, что этим способом я выполню свое обязательство каждую неделю посещать викканский круг. Может быть, призыв силы уменьшит мою боль. Возможно, это отвлечет меня от Хантера и моей злой природы, хотя бы на чуть-чуть.
Я подошла к задней стенке своего гардероба и вытащила свой алтарь с-под своего банного халата. Насколько я знала, родители еще не обнаружили его. Он состоял с маленького чемоданчика, покрытого фиолетовой тканью, и я использовала его в ритуалах, что проводила дома. Он был спрятан в самом конце моего гардероба, где его не заметят мои родители католики. Они считали плохим уже то, что я вообще занимаюсь виккой, и они были бы на самом деле очень недовольны, если бы узнали, что я держу все эти ведьмовские вещи в их доме.
Я просунула чемоданчик к центру комнаты, выровняв его углы соответственно четырем меткам на компасе. (Я выяснила это неделю назад и запомнила, каким должно быть расположение.) На каждом с четырех углов от чемоданчика я выставила серебряные церемониальные чаши, принадлежавшие моей биологической матери. Как всегда, я смотрела на них с любовью и признательностью. Я никогда не знала Мейв – мне было всего семь месяцев, когда Кьяран убил ее, – но у меня были ее ведьмовские предметы, и они значили для меня все.
В одну чашу я налила свежей воды. В другую, наполовину заполненную песком, я вставила палочку ладана и зажгла ее. Тонкий серый ароматичный дымок символизировал воздух. В еще одной чаше была горсть камней и кристаллов, что символизировало землю. В последней чаше я зажгла толстую красную свечу, для огня. Огонь был моим элементом: я гадала с помощью огня; огонь зажигался по моему желанию.