– Она не легкого. У нее даже есть кто–то, как оказалось. Разрешите представить вам мою новоявленную сестру – Иви из диких земель. В первый же день попробовала экспериментального пойла демоницы воды – и вот результат: я спасаю хромающую девичью честь, чтобы госпожа Миамара не стала относиться к ней так же, как к моей незыблемой любви.
– Странно, что твоя незыблемая любовь не проследила за лучшей подругой, – в голосе хозяина комнаты слышалось явное осуждение.
– Кстати, мне стоит заняться и ее транспортировкой тоже. И, кажется, освобождением от лап одного явно недостойного ее некроманта, – тут уж и спаситель скатился на угрожающие интонации.
– Что, следилка соперника засекла? – внезапно развеселился первый голос.
– Не остри мне тут! – пригрозил второй, потом перешел на просительный тон. – Тебе ничего не стоит оставить ее на второй кровати. Все равно к тебе никого не подселят, ну же, не откажи мне в просьбе. Я даже могу стать твоим должником, если хочешь. А утром она сама отсюда перенесется – кажется, у нее савиорцы в роду были, она умеет перемещаться в пространстве. Но на пьяную голову совершенно не может рассчитать дорогу. Всего на одну ночь.
– Не боишься оставлять ее со мной? – хмыкнул первый.
– Да брось ты строить из себя буку! – возмутился первый, уже укладывая девушку на кровать, стоящую параллельно той, на которой сидел его собеседник. – Просто дай ей как следует выспаться, и все.
– Ладно. Договорились.
Когда дверь за рыцарем без страха и упрека закрылась, хозяин комнаты поднялся со своего места и подошел к кровати, на которой лежала девушка. В темноте помещения, освещаемого лишь льющимся из окна лунным светом, заметно было лишь ее лицо и поджатые губы, словно она видела сон о ком–то, на кого была сильно обижена. Губы незнакомца тронула улыбка – он помнил это выражение. А потом вспомнил еще и вскользь брошенные слова о том, что у девушки кто–то появился, и нахмурился. Стоило оставить совсем ненадолго, и место рядом с нею перестало пустовать. В холодной тишине комнаты раздался задумчивый голос незнакомца:
– И кого же ты все–таки выбрала, Иви из диких земель?
***
– Убери от меня свои руки, противный некромант! – зло верещала девушка, пытаясь освободиться из объятий несущего ее в сторону общежития друга детства.
– И не подумаю, – спокойно отозвался молодой человек со снежно–белыми волосами, одетый в традиционный костюм факультета Смерти, словно не причиняли ему дополнительного неудобства постоянные копошения девушки. – Когда ты поймешь, Свон, что своими поступками только разжигаешь по отношению к себе ненужное внимание?
– Когда ты поймешь, невыносимый Один, что прошло то время, когда можно было относиться ко мне, как к несмышленой сестренке? – взвыла она, и ее неожиданно отпустили.
– О чем ты говоришь, Сойя? – внезапно перешел на настоящие имена принц Смерти Онирен.
– О том, что мне осточертело стоять в тени Эвани и смотреть, с каким щенячьим восторгом ты ждешь, когда она обратит на тебя внимание, – устало призналась Сойя. – О том, что я выросла, посеяв в своем сердце бесполезное чувство, на которое ты никогда не ответишь взаимностью. Поэтому с этого момента я от тебя отказываюсь, Они. С этого момента больше не подходи ко мне с якобы братским желанием помочь. Мне такой помощи не нужно. Я перечеркиваю все, что было связано с тобой. Как жаль, что я так долго тебя любила…
Она правильно выбрала момент, увидев на лице парня откровенное потрясение, и ловко оттолкнула его от себя. Конечно, как же этот почтенный суол мог помыслить о какой–то тайной любви, когда вот она – его самая большая и чистая – была тут, под боком! Сойя желчно улыбнулась, но в то же мгновение сама себя одернула за нехарактерную жестокость. Нет, Они не виноват в том, что его любимая повстречала кого–то за тридевять земель. Но ей показалась в этом суровая справедливость жизни…
Она побежала в сторону женского общежития, размышляя о том, как бы под покровом ночи пробраться незамеченной мимо коменданта. И пусть пьяный дурман еще не полностью выветрился из сознания, она уже могла осознать: еще одно замечание от госпожи Миамары даром не пройдет. Поэтому, скрывшись в тени от стены и прижавшись спиной к холодному камню, Сойя судорожно выдохнула, позволив себе немного расслабиться.
Щеки отчего–то стали мокрыми. Она поняла, что беззвучно плачет, когда ослабели ноги, а сама девушка принялась сползать по стене вниз. Неужели она это сказала? Неужели нашла в себе силы действительно отказаться от Онирена? Тогда почему трусливо скулит у кого–то под окнами, да еще и слабость в коленях ощущает? Она ведь должна выйти из этой битвы победительницей!
Упасть ей не дали. Рывок вверх – и она оказалась еще сильнее прижатой к стене сильными руками. И пусть в темноте она не видела лица, но ощущения…именно из–за этих ощущений она и стала ненавидеть его год назад. Когда их поставили в пару и заставили отрабатывать задания на Скалистых Пещерах. Именно тогда он впервые за два года зашел дальше подкалываний и шуток, точно также отрезав ей пути к отступлению. Именно тогда она поняла, что спокойная невозмутимость Онирена нравится ей гораздо меньше этой неуправляемой огненной решимости. А еще ей внезапно захотелось снова ощутить вкус его губ – как тогда, на задании, о котором, на удивление, молчали оба.
– Ты плачешь, – раздался хриплый шепот над самым ухом.
– Ты мне грудь сдавил, я дышать не могу, воздуха не хватает, – соврала она, прекрасно понимая, что Мани таким ответом не удовлетворишь.
– Ты такие небылицы сочиняешь, что я поневоле начинаю думать о том, как бы претворить их в жизнь, – она заметила ее. Улыбку, пробежавшуюся по губам огневика. А потом эти самые губы встретились с ее собственными. И Сойя поняла, что, как и год назад, снова пропала.
Руки сами собой взметнулись на шею Таормана. Пальцы зарылись в отросших волосах, а затем девушка крепче притянула к себе молодого человека. Стон получился слаженным, а в следующее мгновение Сойя почувствовала, как сама помогает огневику зафиксировать свои ноги на мужской талии. Оторвавшись друг от друга лишь на мгновение, они встретились одинаково полыхающими взглядами. Второй поцелуй вышел под стать первому.
А потом он начал прикасаться к ней с нежностью. Гладил поясницу, бедра, осторожно дотрагивался до шеи. Его губы обхватывали губы Свон с особой заботой, и девушке даже захотелось со злостью пнуть его, как недавно Онирена: ей сейчас совсем не нужна была ласка. Хотелось исцарапать спину Таормана в кровь, ощутить на себе его тело, почувствовать внутри…и страх, который обычно преследовал ее, стоило лишь задуматься о первой близости, внезапно отступил. В ней говорила суккуба, и суккуба хотела своим мужчиной сделать именно Таормана. Наверное, Свон бы воспротивилась…если бы человеческая натура также парню не симпатизировала. Потому–то и попыталась она безуспешно возобновить стремительность поцелуя.
Как странно – огневик не должен был сопротивляться ее влиянию. Свон чувствовала – демоническая притягательность сейчас работает вовсю. И, тем не менее, Мани, глубоко вздохнув, но продолжая все так же ласкать ее руками, отстранился, а потом и вовсе поставил на землю. Они оба тяжело дышали, и молодой человек, словно делал так все время, склонил голову на плечо Свон, а она принялась ласково массировать кожу его головы.
– Значит, я для тебя бабник? – хрипло спросил Таорман.
– Самый настоящий, – попыталась пошутить она, окрыленная внезапными ощущениями. Неужели он и есть тот самый, а демоническое чутье до этого момента ошибалось? – Зажимаешь приличных девушек по темным углам, пристаешь с недвусмысленными намерениями, а потом ждешь, что у тебя будет хорошая репутация?
Вместо ответа он снова поцеловал ее – легко, нежно, почти невесомо. А потом резко отстранился, да так, что Свон чуть было не упала.
– Жаль, что ты так думаешь, Свон. Но сказанного не воротишь. Когда пожалеешь о своих словах, я буду рад поговорить с тобой.