— Прекрасная ночь, — проговорила Айвери, повернула голову в его сторону и открыла глаза. — В Альберте нет такого теплого дождя.
— Ты можешь простудиться, — ответил констебль.
— Обо мне есть кому позаботиться.
— Я не смогу оставаться с тобой постоянно, у меня есть работа.
— Все равно ты заваришь мне чай с медом, нальешь его в термос, накроешь меня теплым одеялом, поцелуешь в лоб, накупишь кучу лекарств, и мне хватит этого до твоего возвращения. Диф будет меня греть, а я буду грезить о тебе в температурном бреду и знать, что я тебе небезразлична.
— Ты пьяна?
— Нееет. — Айвери перевела взгляд на бутылку, подняла ее и покрутила. — Великие дела должны делаться на трезвую голову. — Она дернула руками вперед и села, согнув обе ноги в коленях. — Посмотри на эту ночь, Бентон. Она чиста, как совесть монаха. Потому что умыта слезами неба. Дождь смывает пыль с наших душ и грязь с наших помыслов. И уносит в озеро Мичиган, где они оседают илом на дне, становясь прибежищем для новых форм жизни. У тебя когда-нибудь было желание преступить закон? — Девушка отставила опустошенную тару, перевернулась на четвереньки и двинулась к нему с грацией дикой кошки.
— Не было… — задумчиво ответил Бен.
— Не ври. — Девушка остановилась перед ним, поставила руку ему на колено и надавила, заставляя поставить на покрытый гидроизоляцией пол крыши. Второе он опустил сам. — Не ври, — повторила она снова в упор. Вода крупными каплями стекала с ее перебитого носа и приоткрытых губ, в глазах отражался какой-то дальний фонарь. — Виктория… — с придыханием шепнула Айвери ему на ухо. И не дожидаясь вопроса о своей осведомленности, закрыла ему рот поцелуем, обхватив его лицо ладонями. В нем же все переворачивалось. Сердце щемило от внезапно нахлынувших воспоминаний о несчастной любви, а тело начинало пылать, обжигаемое изнутри адреналином, тестостерном и эндорфинами. Вкупе все это действовало возбуждающе, поэтому он продолжал потакать своей юной протеже, не принимая никаких мер ни когда она снимала с себя майку вместе с топом, ни когда расстегивала ремень на его джинсах. В этот момент на этой крыше в ее объятиях он хотел быть нужным и любимым. Даже если чувства, на которые он рассчитывал, являлись лишь плодом его воображения. Он целовал ее страстно до безрассудства, жадно вдыхая исходящий от нее аромат цитруса и цветов. Прижимал ее к себе так, будто хотел, чтобы она стала с ним одним целым. Хмурил брови словно от боли, отстраняя девушку на мгновение и пытаясь отдышаться, а потом понимал, что с ней ему не нужен воздух. Не нужна Виктория, работа, страна, за честь которой он так яростно бьется. Даже корона и все ее носители одновременно. Только девочка, которая умеет говорить нелицеприятные вещи в глаза, ломать стериотипы и заниматься любовью на крыше под дождем. Избавлять его от боли, быть нежной и одновременно ядовитой, выкрикивать его имя в порыве яростного наслаждения, абсолютно не заботясь о том, что ее кто-то услышит. Она умела быть здесь и сейчас, брать от жизни все и упиваться одиночеством, оборачивая его себе на пользу. Независимая, хрупкая, но сильная духом. Кинувшая вызов нормальности мира, она вышла за рамки его привычного понимания. Она сидела на его подогнутых ногах, обхватив его торс своими. Крепко обняв Айвери за талию, Бентон медленно и осторожно приподнимал и опускал ее, с каждый разом проникая в нее все глубже. Вся их одежда валялась по сторонам невдалеке темными кляксами, и дождевые потоки уже начинали уносить ее к водостокам.
Айвери выгибала спину от наслаждения, и тогда он проводил ладонью по ее позвоночнику, привлекая к себе обратно, лишь бы снова коснуться губами ее губ и разгоряченной кожи. Ночь скрывала их грех, а теплый дождь дарил ощущение защищенности. Вода — как родная стихия всего сущего на Земле…
— Твой отец меня убьет… — после финала проговорил констебль, положив голову девушке на плечо и продолжая прижимать ее к себе.
— Какие странные у тебя мысли. — Она обхватила его голову и ненавязчиво заставила отстраниться и предстать перед ней лицом к лицу.
— Он доверил мне приглядывать за тобой, а не портить, — с тревогой ответил мужчина.
— Портить, — повторила Айвери, словно смакуя это слово, и засмеялась. — Папенька не нашли бы лучшей кандидатуры ни для мой безопасности, ни для моей постели. — Она поднялась и на носочках побрела прочь, увлеченная появившейся на воде дорожкой, отраженной от вылезшей из-за туч огромной полной луны. Дождь все еще продолжался и картина, представшая взору Бена, казалась особенно завораживающей. Стоящая вполоборота стройная фигура его аманты* в ореоле ночного светила, и отскакивающие от ее тела голубоватые водяные искорки. Девушка воздела руки к бледному спутнику Земли, и Бену с его места казалось, будто она касается его кончиками пальцев. Он растеряно застегнул молнию джинсов, отыскал рубашку, уже норовившую нырнуть в трубу. Выжал, насколько смог, подошел к крутящейся, словно дервиш, Айвери, остановил ее и, закутав, заключил в свои объятия.