Вспомнился тот промозглый и мокрый февральский день, когда я стояла, обняв себя за плечи, и дрожала от холода над свежим холмом. Приглашенный друид взывал к богам, воздев руки, и ветер трепал его белую бороду, волосы и длинный балахон. По обычаю, вместе с мамой мы похоронили и все ее личные вещи. Я собственными руками заплела в последний раз ее роскошные черные волосы и оставила в гробу черепаховый гребень. А потом, когда гроб закрыли и опустили в могилу, мы с отцом уложили на плоскую крышку узлы с ее платьями. Последней я опустила шкатулку, полную украшений из дешевого речного жемчуга, разноцветных кораллов и перламутровых ракушек. Мама очень любила эти простые и вместе с тем милые вещи, которые напоминали ей, что наше суровое, холодное море иногда может быть теплым и ласковым.
А теперь ее нет. Мы похоронили ее рядом с домом, так принято, чтобы ее дух охранял наш очаг. Рядом с ее последним пристанищем высятся еще несколько холмиков, давно поросших травой. Там лежат мои братики и сестрички, которые появились на свет до меня, но так и не выжили. Только я одна оказалась достаточно сильной, чтобы цепляться за жизнь до конца.
Родители говорили, что я была их последней надеждой. Что я родилась очень болезненным и слабым ребенком и до пяти лет они вообще не верили, что я выживу, но при этом всеми силами надеялись на чудо. Наверное, именно поэтому я не помню ничего из того, что случилось со мной в раннем детстве. Первое воспоминание, это как я сижу на лугу, полном ромашек, рядом мама - плетет мне венок, я смеюсь, и она смеется вместе со мной, обнимает меня и щекочет, а потом прижимает к себе так сильно, что мне становится больно, я плачу, и она плачет вместе со мной.
В этом воспоминании мне уже лет шесть-семь, а все что было до этого - покрыто мраком забвения. Лишь иногда, когда на море бушует шторм, во сне ко мне приходят странные видения. Смутные тени словно танцуют вокруг меня, манят, и я будто слышу чарующие голоса, которые зовут меня за собой.
Эти сны преследовали меня, сколько я себя помню. Сначала я рассказывала о них родителям, при этом мама сильно пугалась, настолько, что у нее начинали дрожать руки, а отец сердился и спешил поскорее прекратить разговор. Став постарше, я свыклась со своими странностями и уже не докучала родителям, не желая расстраивать зря. Эти сны не приносили вреда, но каждый раз задевали что-то в моей душе. На утро после шторма меня всегда тянуло на берег, будь то зима или лето, и мне до дрожи в коленках хотелось скинуть одежду, войти в соленые волны и пуститься вплавь.
Однажды, когда шторм бушевал целых пять дней, я так и сделала. Тяга была просто невыносимой, и у меня не осталось сил с ней бороться. Это случилось, когда мне едва исполнилось шестнадцать, тогда я чуть не утонула, но мне повезло. Меня спас Ларс Эннери - молодой рыбак из нашей деревни. В тот день он как раз купил небольшую шаланду и вышел в море опробовать ее. После шторма на море царил легкий бриз, но даже небольшие волны оказались серьезным противником для меня. Нахлебавшись воды, я камнем пошла на дно, но Ларс увидел меня, бросил лодку и нырнул в море за мной. Мое спасение увенчалось успехом, но с тех пор вся деревня считает нас с Ларсом женихом и невестой.
После смерти мамы, Ларс пришел к отцу просить моей руки, но тот не ответил ни да, ни нет. Сказал ждать пока мне исполнится восемнадцать, и что решение только за мной. И вот теперь осталось совсем немного, всего пару месяцев. Странные сны стали мучать меня сильнее, даже когда на море спокойно, Ларс все чаще бросает на меня загадочные взгляды, все чаще пытается приобнять, зажать в укромном уголке или робко поцеловать. И я со страхом жду того дня, когда он снова придет свататься, потому что не знаю, что ему ответить. Я люблю его, это правда, но люблю как друга и брата, а он хочет другой любви!
Из-за скалы выскочил рыжий корги Атой, заливаясь радостным лаем и неистово махая пушистым хвостом. Подбежал ко мне, закрутился возле ног, поскуливая и заглядывая в глаза. Я нагнулась к нему, собираясь потрепать по пушистой холке, и верный песик, подпрыгнув, лизнул меня в нос.
Говорят, эти чудесные собаки, немного похожие на лисиц, достались людям в подарок от фей. Не знаю, насколько правы легенды, но у моего Атоя на спине есть пятно в форме седла, так что вполне вероятно, что один из его предков возил на себе саму королеву фей.
Я улыбнулась своему любимцу и вытерла слезы. Потом сняла передник и повязала его поверх корзинки. Хоть мартовские крабы ленивые и двигаются медленно, я не хочу оставлять им ни малейшего шанса. Слишком поздно уже, да и холодно ловить их потом по покрытому галькой берегу. Тех шести штук, что я сегодня нашла, вполне достаточно на наваристый суп, особенно если добавить в него горсть чечевицы и немного пахучих кореньев.
Еще раз окинув взглядом горизонт и убедившись, что поднимается шторм, я подхватила свою корзинку, подобрала длинный подол, вечно путавшийся в ногах, и поспешила в сторону деревушки. За мной по пятам неспешно трусил Атой, то и дело останавливаясь и сосредоточенно обнюхивая разбросанные по берегу пустые ракушки.
Я уже отошла на приличное расстояние, когда в небе полыхнула молния и прямо над моей головой прозвучал раскат грома. Крупные капли застучали по земле, очень быстро превращаясь в сплошной ливень. В одно мгновение я промокла до нитки и замерзла. Дождь хлестал, как из ведра, вода холодным потоком лилась за воротник и стекала по спине, я мелко дрожала, сжимая в окоченевших руках треклятую корзинку, в которой вяло шевелились полусонные крабы. Не помогало согреться даже то, что бежала я со всех ног, спеша поскорее достигнуть перелеска, отделявшего берег от рыбацкой деревушки, и укрыться под его кронами.
Вот еще одна молния и еще. Они вспыхивали одна за другой, прочерчивая над головой сверкающие линии, оглушающие раскаты грома походили на залпы крепостных пушек. Бедный Атой заскулил, испуганно прижимаясь к моим ногам. Я уже думала взять песика на руки, когда он вдруг разразился заливистым лаем и бросился в сторону скал.
- Атой! Атой! Ко мне, мальчик! - закричала я, призывая собаку, но глупое животное даже не думало выполнять приказ. Рыжая спинка мелькнула между огромных камней, сваленных в кучу у подножия скал, и пропала. - Ну все, сейчас ты точно получишь! Дай только доберусь до тебя!
Оставив корзинку мокнуть под дождем, я поспешила туда, откуда доносился визгливый лай моего питомца. Его острая мордочка показалась из расщелины в скале на высоте примерно десяти футов.
- Ну, и как ты туда залез? - задала я риторический вопрос. - И главное, зачем?
Корги тявкнул что-то невнятное и исчез из виду. Как я его ни подзывала, стуча зубами под проливным дождем, противная собаченция не желала спускаться.
Я беспомощно огляделась. И что теперь? Бросить его здесь? Или лезть вслед за ним и попытаться поймать? Наверное, он что-то учуял, ведь никогда прежде я не замечала за ним такого открытого непослушания.
Делать нечего. Подоткнув мокрый подол и поплевав на ладони, я начала взбираться по скользким глыбам. Холодный дождь лупил по плечам и спине, заливал глаза, порывистый ветер трепал тяжелую косу, заставляя всем телом прижиматься к скале. Я продвигалась очень медленно, тщательно выбирая выемки и выступы, за которые можно было легко ухватиться. Больше всего меня пугала возможность сорваться, рухнуть на землю и переломать себе кости. На какое-то мгновение я даже представила себе эту картину, как лежу, распластавшись, на острых камнях, бессильно раскинув руки. Меня прошиб холодный пот, и я тут же мысленно пообещала себе, что обязательно накажу Атоя, лишу его сладкой косточки.
Наконец, ценой неимоверных усилий, я достигла того места, где в последний раз видела своего глупого пса, подтянулась на руках, закинула ногу на выступ и перевалилась через край. Пару минут полежала, восстанавливая сбившееся дыхание и давая отдых натруженным мышцам, а потом поднялась на ноги и огляделась.
Я стояла на узком базальтовом карнизе, довольно высоко над землей, и только сейчас в мою голову пришла умная мысль: а как же я буду спускаться отсюда?! Посмотрела вниз, туда, откуда я взобралась, и невольно поежилась. Обратный путь показался еще страшнее: как я буду спускаться по почти отвесной скале, не видя, куда ставлю ноги?!