Он налил в бутылку какую-то жидкость, но сыпать туда ничего не стал, тоже закрыл продырявленной крышечкой, вставил трубочки, и перед тем одел на них дозаторы и затянул.
Потом взял пакет с порошком из драконьих костей и осторожно высыпал в центральное отделение. Вытянул мобилку, поклацал настраивая.
— Знаешь — сказал почти безразлично — есть одна вещь, которую я вам никогда не прощу. Это было в апреле, когда ваши пошли зачищать Ульегорск и попали в клещи. То есть, формально для вас и остального мира ничего такого не было, ведь и ваших там не было, а мы «лупили по своим». Но мы знали. И вот, одним утром я прочитал о том, как там утюжили ваших, и почувствовал радость. Понимаешь?
Марта кивнула, но он только покачал головой:
— Ничего ты не понимаешь. Я радовался из-за того, что эти люди умерли. Да, они были моими врагами. Но..
Я радовался потому, что люди умерли!
Я был счастлив. И надеялся только на то, что перед смертью они страдали.
Он подсоединил к мобилке какие-то дротики, другие — воткнул в порошок, чем-то щелкнул, накрыл коробку крышкой и обмотал скотчем.
— Позже — когда я воевал и наступил на «колобка»… — да, я начал превращаться в одного из тех, кого бы вы хотели видеть…
Яромир расшнуровал и снял правый ботинок, потом закатал выше штанину. Марта вздрогнула, хотя вообще-то, ожидала чего-то подобного.
Нога Яромира была покрыта густой серой шерстью. Ближе к стопе кость выгибалась под каким-то невероятным углом, а сама стопа скорее напоминала волчью — но сильно увеличенную и деформированную.
— С тех пор — сказал Яромир — я медленно превращался в псоглавца. Но все это уже не имело значения. Это… так, видимость. По-настоящему я начал превращаться в чудовище раньше. С того дня, когда вы заставили меня радоваться чужим смертям.
К его голени двумя ремнями был привязан странный баллончик, Яромир снял его, потом подцепил пальцами стельку ботинка — странную, деформированную, явно изготовленную на заказ, чтобы удобнее легла эта волчья лапа — и вытянул оттуда, из углубления, какой-то ободок из провода — наподобие тех, что бывают на брелоках.
Но Марта уже понимала, что с брелоками этот ободок не имеет ничего общего.
— Одного не понимаю: как ты это все пронес сквозь рамку?
— А я не проходил сквозь рамку — он положил стельку, обул ботинок, опустил штанину — когда узнал о ней, собрался влезать сквозь одно из окон, но не пришлось. Просто помог твоим одноклассникам разгружать сундуки циркачей и заносить сквозь служебный вход. А когда синьор Рассказчик предложил мне им подыграть. — Яромир пожал плечами — дальше все было просто — пока не появилась ты. Поэтому придется использовать вот это — он вставил запал в гранату — на тот случай, если тебе взбредет в голову сделать какую-то глупость.
— Логично, конечно: собираешься взорвать всю школу — и угрожаешь мне гранатой. Ты уверен, что этот твой «колобок» подействовал только на ногу, а мозги на зацепил?
— Не пытайся, Баумгертнер. Смело, но глупо. Ты бы и сама это поняла, если бы слушала меня внимательнее. Хотя права: сначала я именно это и собирался сделать — подождать, пока на площади соберется как можно больше людей, и взорвать клетку. Но Штоц меня отговорил. Он помог мне. Не знаю, кто он такой и откуда знает то, что знает, но Штоц смог остановить процесс. «Ногу — сказал он — не спасти, но дальше это не зайдет. Если ты сам остановишься».
— А убил ты его из благодарности.
Яромир положил гранату в карман так, словно это был апельсин. Наклонился, поднял двумя руками коробку.
— Я не убивал Штоца. Той ночью, когда он исчез, я приходил к нему. Он меня лечил, это был последний шанс.
— А рана на ладони?
— Ему была нужна моя кровь. Он использовал ее, чтобы отсечь влияние «колобка». Потом что-то случилось, он приказал уходить, немедленно. Ничего не объяснил.
— Не сходится: мы зашли сразу после того, как ты вышел — и в квартире никого не было. А потом его тело очутилось на площади, возле клетки с… твоими соотечественниками.
Яромир замер, немного прищурив глаза. То ли прислушивался к чему-то, то ли рассуждал.
— Это все меняет — сказал он наконец. Втянул воздух, медленно выдохнул — вот что, Баумгертнер, времени нет, слушай и решай. Я собирался сегодня все закончить и уйти назад за реку. Но… Если это был Штоц и если… Значит, кто-то знал. И пытался нас использовать. Я выполню то, что обещал Штоцу, а потом. Если пообещаешь молчать, я останусь и выясню, кто убил Штоца.