— Так просто — хмыкнула Марта — А если я обману?
— Тебя найдут. Тебя — и тех, кто тебе дорог. Да и что это тебе даст? Зачем тебе меня сдавать?
— Ну, ты, кажется, держишь в руках бомбу и явно не собираешься ее разбирать и нести на ближайшую мусорку. Я вообще иногда сама была бы рада разнести на хрен всю эту школу, но сейчас здесь огромное количество народа, если ты не заметил.
— И все они сидят в актовом зале на втором этаже, в другой части школы. Мы с Штоцем, конечно, на такое не рассчитывали, думали просто взорвать все ночью, а вахтера оглушить и вынести.
— Штоц хотел, чтобы ты взорвал школу?!
— Штоц хотел, чтобы я взорвал спортзал и то, что здесь третью неделю подряд складируют. Ты что, вообще ничего не чувствуешь, Ведьма? А, да, тебе же, видимо, в темноте плохо видно.
Он похлопал себя по карманам, вытянул еще один мобильник и включил фонарик.
Марта вскрикнула. Просто не могла сдержаться.
И подумала: так вот, вот почему последними днями меня в школе тошнило. Вот откуда взялось то странное ощущение во время Дня памяти. И драка шестиклассниц, и тот непонятный случай в столовой, где одна из кухарок набросилась на другую с тесаком, чистый трэш. А все это лежало на поверхности, мне же только надо было сложить дважды два!
Никогда и нигде, даже по телику, она не видела столько драконьих костей в тоже время. Здесь лежали обломки зубов, дуги ребер, какие-то шипы, лопатки, позвонки, когти — огромные, словно колонны храма, и крошечные, насыпанные в целлофановые пакеты. Были здесь пакеты с порошком из перетертых костей, и сундук с разными изделиями — вешалками, куском арфы, протезом человеческой ноги. Все это напоминало закрома какого-то музея — но никоим образом не спортзал.
Марте не пришло в голову ничего умнее как спросить:
— Зачем тогда надо было заморачиваться и приносить порошок в пакете? Ну — можно же было взять здесь.
— Нельзя. У меня смесь в нужной пропорции: кроме костей, черный порох, перетертые внутренности василиска, слезы сирен, сушеные мозги фарионок, жало мантикора. Проще было принести накануне и привязать к пожарной лестнице. Ваши пацаны, если даже и курят, туда никогда не заглядывают, я же присматривался, пока ожидал Нику. Ну, это уже лишние подробности, сейчас они не имеют значения. Так как, Баумгертнер, договорились? Думай быстрее — он посмотрел на экран мобильного — через двадцать семь минут представление заканчивается.
— И что дальше? — спросила Марта. Голова была пустая, отупелая. Пальцы правой руки — там, где она прижала их бедром — болели.
Давай, говорила она себе, давай, давай же, включи уже мозги! Как быть? Как теперь быть? Время проходит, и ты не знаешь, когда.
— Дальше — после того, как я оттяну вахтера, чтобы не пострадал, и выведу тебя, у меня есть два варианта. Вернуться за кулисы, лечь в гроб, в нужный момент выйти из него по команде Рассказчика. Потом — взрыв. Я помогу Нике вернуться домой, само собой, ни о каком дне рождения, речи уже не идет, перенесем на завтра. Но завтра я скажу, что заболел, а послезавтра уже не отвечу на звонок, поскольку буду за рекой. Или — я выйду из гроба, вернусь в зал, будет взрыв, но я еще задержусь на несколько дней. И да, на случай, если ты захочешь сегодня совершить какую-то героическую глупость, у меня будет граната, помни об этом.
— Зачем тебе возвращаться? — не поняла Марта. Потом сама же себя перебила — Хорошо, это не важно. Объясни только одно: зачем здесь все эти кости? Что они здесь делают?!
Яромир поставил коробку в центре зала, вернулся к Марте и вытянул нож.
— Хватит — он разрезал ремешок на косточках, потом отвязал ее от столбика для волейбольной сетки. Но руки пока не развязал — пошли, поможешь перенести вахтера. И реши уже наконец, что мне делать после взрыва. Идти, или оставаться?
Марта взвесила все за и против.
Ох, подумала, я об этом еще пожалею. Наверное.
— Оставаться — сказала — но слушай, есть одна вещь, о которой тебе надо знать. У меня в правом кармане мобильный. Слышал когда-то шутка о том, что женщины могут набрать сообщения, несмотря на экран? Я писала коротко и смогу выкрутиться, отшучусь, но…
Его лицо окаменело. Полсекунды он стоял, потом вытянул нож, рывком разрезал ремешок у нее на запястьях — и толкнул Марту к дверям:
— Давай, бегом отсюда! Что ты написала? Кому? Мое имя назвала?!
Марта открыла рот, чтобы ответить, но не успела. На нее словно навалилась невидимая циклопическая подушка, плотная ватная стена.