На площадке третьего оказались окрашенные в голубой металлические двери, Элиза толкнула их — и они с Мартой очутились на галерейке. Внизу, под ногами, все пространство разделяли на сектора мелкие коморчастые перегородки. Это напоминало сложный трехуровневый лабиринт, забитый разными механизмами: везде было видно колеса, трубки, шлейфы, провода. Стефан-Николай, вероятно, с первой взгляда разобрался бы, как все здесь все устроено. Марта не могла похвастаться такой смекалкой.
Но основную идею ухватила даже она.
Шлейфы, провода и другие машинерии были дополнением к главному. К собакам.
К мопсам, которые бегали в неоновых вертикальных барабанах. К догам, подвешенным на растяжках из ремней, с проводами, вживленными под кожу. К сеттерам, что плескались в огромном бассейне у дальнего края лабиринта — и судя по обессиленному виду, плескались уже давно.
Абсолютно фантасмагорическое зрелище. В придачу — в полном, зловещем молчании. Ни единого лая, ни единого скулежа, лишь тяжелое дыхание, цокот когтей, хлюпанье, плеск, скрипение и скрежет. И еще — попискивание аппаратуры в операторских кабинках. Все кабинки были ограждены матовым стеклом, видимо, это положительно влияло на процесс, и Марта видела за стеклом силуэты операторов. Только спускаться к ним и спрашивать, как выйти из территории завода, ей сейчас ничуть не хотелось.
— Ты была права — прошептала Элиза — Прости, пойдем, поищем.
И как раз в этого мгновения двери распахнулись, на галерейку ступил высокий, осанистый мужчина в оранжевой униформе. Как только он увидел Марту с мачехой, лицо его окаменело. Он дважды постучал указательным пальцем по уху и сказал, глядя просто перед собой:
— Ринцлер, почему в опытном цехе посторонние? Где ваша охрана? Что значит «видимо отлучился»?! Да, я знаю, что на первом туалеты не работают — ну так хотя бы входные двери закрывайте, устроили здесь бардак, завтра — докладную на стол. Да. Все. Я сам.
Он опять стукнул себя по уху и наконец посмотрел на Элизу:
— Прошу показать ваши пропуска.
— Там, на входе, даже таблички нет — сказала Элиза — А нам нужен кто-то, кто бы подсказал как попасть на проходную.
Мужчина внимательно изучил оба пропуска, сверился с часами.
— Господин Ньессен оставил территорию завода семь минут назад. И проходная — в противоположном направлении.
— Поэтому мы сюда и зашли. Или, по-вашему, мы с дочкой получаем удовольствие от… — она взмахнула рукой за обгорожу галерейки —…всего этого?
— Идите за мной — мужчина развернулся и пошел не к дверям, а дальше — грохоча тяжелыми чеканными подошвами. Несколько следующих дверей он тоже пропустил, остановился лишь у следующей стены, провел пластиковой карточкой по замку — отсюда вам будет ближе — объяснил, когда они спустились на первый этаж и очутились в длинном пустом вестибюле. Здесь светили люминесцентные лампы, под окном стоял ряд потрепанных сидений, словно из актового зала или старого кинотеатра. Рядом застегивал куртку старый мужчина, никак не мог попасть пуговицей в нужную прорезь. Около его колена терпеливо ожидал далматинец.
— От дверей прямо, никуда не сворачивать. Покажете им дорогу?
Старик обернулся, заморгал.
— Да-да, конечно. Пошли, Маркиз. А вы… сами?
— Они заблудились — объяснил осанистый.
Старик покивал и пошел к выходу, собака следовала за ним молча, словно привязанная, тяжело двигая боками. Ему, поняла Марта, лет пятнадцать, не меньше. Поэтому, видимо, такой уставший.
Было уже семь, а то и больше, но движение не утихало. Отсюда Марта видела проходную, и возле нее ожидала очередь, но другая, тут стояли в основном с собаками.
— Говорят — сказал старик — кое-кто специально заводит, одного или нескольких. Вроде бы для дополнительных выплат. Но думаю, лгут: какие там выплаты, ничего они не компенсируют. Если б мы с Августой знали, никогда бы, видимо… а с другой стороны, она Маркиза любила всей душой. И когда ввели обязательное доение, я предлагал внучкам в Урочинск отдать, но она не могла с ним расстаться, просто не могла и все. И вот ее нет, а мы все ходим и ходим, правда, Маркиз?
Он говорил не глядя на них, и далматинец тоже шел, не поднимая голову, даже когда услышал свое имя. Оба они шагали медленно, Марта не могла понять, кто под чей шаг пристраивается.
Надо было, наверное, извиниться, сказать, что дела, и идти быстрее, но ни Марта, ни Элиза почему-то этого не сделали.