Каждый день она спрашивала сама себя одно и то же: что тебя больше пугает? То, что он мертв — или то, что там, за рекой, стрелял по соотечественникам твоих бабушки и мамы?
Ответа Марта до сих пор не знала.
— У нас мало времени — отец сидел и внимательно смотрел на нее из тени. Марта кожей чувствовала его взгляд — вот-вот будет восемь, тебе придется идти. Я вызову такси.
— Думаешь, я не сама способна дойти домой?
Вышло резковато, но он сделал вид, что не заметил.
— Лучше не ходить одной. Мне казалось, ты знаешь — он поднял руку, посмотрел на браслет с часами. После войны… первой, поправила себя Марта, после первой своей войны отец отказался от электронных часов, купил себе на барахолке старые командирские и носил, не снимая даже перед сном.
— Пошли — сказал он, поднявшись — я проведу тебя, а то охрана не выпустит.
— И что они мне сделают? Спустят собак?
Отец уже стоял у входа в склеп — тот же, где они виделись последний раз. Когда-то, видимо, склеп имел величественный вид: портик с окутанными плющом колоннами, скорбная маска на фронтоне, мраморная лестница. Но теперь плющ был сорван, на колоннах проступали разноцветные граффити — словно наколки на руке бати Губастого Марка. Мраморную плиту выломали и бросили тут-таки, сбоку, а вместо нее вмонтировали решетки, до сих пор не окрашенные.
Отец взялся за эти решетки, открыл — и щелкнул выключателем, который свисал с потолка на тонком резиновом шнурке, как паук на паутине. На миг Марта увидела узкое помещение, вдоль стен стояли на полках в три этажа саркофаги, но вместо одного лежал матрас, сверху было накинуто одеяло без пододеяльника, рядом на табуретке — книга, завернутая в пожелтевшую газету, и змееголовый кувшин.
Отец положил футляр с флейтой на одеяло, опять щелкнул выключателем и прикрыл за собой решетки.
— Собаки, конечно, тебя не тронут — сказал он — Собаки у нас умные. А охрана придурочная и на нервах.
— Да брось! В городе — согласна, неспокойно, и все эти случаи с нападениями… но здесь им чего бояться! Собственного храпа?
— Ты хотела о чем-то поговорить — напомнил он и пошел в сторону аллейки, прочь от склепа. Что оставалось Марте? Не торчать же посреди участка, сложа руки на груди.
Ну и потом — это был очень длинный день: сначала господин Хаустхоффер, потом все то, что творилось на площади, и Штоц, и завод удобрений… она просто до чертиков устала. Ни спорить с отцом, ни что-то ему доказывать Марта не хотела.
Штоц, напомнила она себе. Я здесь из-за Штоца.
— С тобой хотят встретиться.
Отец обернулся и, наверное, впервые с тех пор, как он приехал — нет, с тех пор, как его привезли сюда в распроклятой фуре! — Марта увидела удивление на его лице.
— Это кто же? И зачем?
— Наш классный. Может, помнишь — господин Штоц.
— Марта — сказал он спокойно — я мертв, но не недоумок. Конечно, я помню вашего любимого господина Штоца. Ты же сама мне все уши о нем прожужжала.
— Так пойдем к нему в понедельник-вторник? После уроков?
— Разве ближе к вечеру. Где-то после шести, но так, чтобы до восьми вернуться — Отец похлопал себя по карманам, добавил небрежно — или пусть ко мне наведается, до закрытия, конечно. Слушай, я, кажется, забыл мобильный на кровати — он махнул рукой назад, в сторону склепа — Может вызывать такси с твоего?
— Да не нужно никакое таксы, меня Стеф проведет! Почему ты никогда не слушаешь! — Оная разозлилась на саму себя за этот взрыв, но и не думала сбавлять обороты; в итоге, какого черта! — Так хоть себя послушай! Неужели это настолько важно — то, чем ты здесь занимаешься?! Настолько, чтобы предлагать моему классному руководителю прийти к тебя на кладбище?! Или так: отец не может оставит без присмотра склепы, поэтому, пожалуйста, уж вы сами, господин Штоц, найдите время, лучше с шести до восьми.
Ее аж трясло от злости. Ну как, как можно быть таким… таким!
— Ты не понимаешь — сказал он с той невозмутимостью, которая просто доводила ее до бешенства. Как если бы он говорил о погоде: смотри-ка, дождь начался. Отец опять посмотрел на часы, махнул ей рукой — пошли, я объясню.
Что, хотела она крикнуть, что ты можешь объяснить, что ты вообще знаешь, сидя здесь, среди чужих могил?!
Он шел, даже не оглядываясь, и тогда Марта развернулась и пошлая к распроклятому выходу, гори оно все синим пламенем, да пошло оно все. Она шагала по центру аллейки, ровной и убранной благодаря рабочим, которые, к слову, все свернули и свалили на фиг. Ну, и ей время, почешем языкам в другой раз, папуля!