— Вы доктор — вспомнила вдруг Марта — Я вас видела — тогда, в больнице, во дворе, когда привезли…
— Когда привезли твоего отца — спокойно согласился он.
— И потом еще раз, на медосмотре. Мы сдавали карточки, а вы сидели за соседним столом и разговаривали с братом Тамары Кадыш.
— Так и было — кажется, господин Хаустхоффер даже доволен, что Марта его узнала — в этом моя работа преимущественно и заключается. Встречаться с людьми. Разговаривать. Решать их проблемы. Я действительно в определенном смысле доктор. Терапевт, можно сказать.
Марта безразлично пожала плечами:
— Ну, тогда вы точно ошиблись дверями: здесь никому ваша помощь не нужна.
Господин Хаустхоффер моргнул несколько раз, словно эти слова снова сбили его с толку. Глаза у него были большими, выпуклыми, с искристой радужкой. Губы узкие, нос короткий, ноздри широкие, с плавными обводами. На старательно выбритом подбородке проглядывала ямочка — единственный, едва заметный изъян.
— Это вряд ли, Марта — сказал господин Хаустхоффер с легким упреком — Я редко ошибаюсь. Но — к делу, время ведь уходит.
У него в руках вдруг оказался желтоватый, элегантный футляр. Господин Хаустхоффер вынул из него очки, аккуратно развернул их и надвинул на нос. Пролистал записную книжку.
— Скажи, пожалуйста, когда ты в последний раз видела Маттеуса Ольчака?
— Кого?
Господин Хаустхоффер посмотрел на поверх узких стеклышек:
— Маттеуса Ольчака. Одного из твоих подопечных. Его материалы, среди прочих, появились в последнем номере вашей стенгазеты. Вот уже — он опять посмотрел на циферблат — минут тридцать пять как обнародован в сети.
В номере было несколько материалов, но Марта сразу догадалась, о каком именно спрашивает аккуратный господин Хаустхоффер. Подумала: сначала Штоц, теперь этот. Дались им те горшочки.
Если, конечно, дело в горшочках.
— Вы о Дроне — сказала она, улыбнувшись — Это мы от безнадежности, если честно. У него все тексты дубоваты, никогда ничего не поставить, но нельзя же все время отказывать, это жестоко. Да и сроки у нас, а все расхворались.
— Марта — сказал он мягко — мы же взрослые люди. Ты еще и спешишь. Мне повторить вопрос?
Она пожала плечами:
— Да нет, не надо. Просто я подумала, вы из-за стати, она действительно имеет странный вид. А видела я его недели две назад, или вроде того. В спортзале, когда собирали макулатуру. После этого он в кружок не приходил, может обиделся и попросил родителей, чтобы перевели в какой-либо иной. Так бывает. А вам он, если не секрет, зачем?
Господин Хаустхоффер слушал ее и делал пометки в блокноте. Потом пролистал страницу, спросил, не поднимая взгляда:
— А что его друзья? Не вспоминали вдруг — хоть на уроки ходил?
— Я не спрашивала…
— Но вообще — продолжал он тем-таки тоном, даже не дослушав — странно: «обиделся и попросил, чтобы перевели». Если не ошибаюсь, за все время твоей работы в Инкубаторе ни один ребенок из кружка господина Штоца не ушел.
Она едва сдержалась, чтобы не вспылить, мол, если вы такой проинформированный, какого ужа ворвались сюда и ставите свои вопросы.
Но нет, подумала Марта, ты же на это и рассчитываешь, я знаю. А вот не дождешься.
Она опять пожала плечами:
— Раньше — не уходили, а теперь начали. Господин Штоц вторую неделю в командировке. Но что же это я, вы же сами все знаете.
Господин Хаустхоффер наконец отвлекся от своей записной книжки.
— Ну — сказал — не стоит меня переоценивать. К сожалению, я не всезнающ. Так, выходит, с прошлого понедельника Маттеус Ольчак по прозвищу Дрон в Инкубаторе не появлялся? И в школе очевидно тоже — по крайней мере, ты его там не встречала.
— Не встречала — как на исповеди, созналась Марта. Последний раз она видела Дрона, когда он — как раз в понедельник — заявился в гараж вместе с Паулем Бударой и Жуком. Когда принес ей подарок на день рождения.
Подарок этот был с ней и сейчас: большой, янтарного цвета желудь на серебряной цепочке. Дрон так гордился им: «мы его знаешь, как добывали!.. всей редакцией!».
О том, что родители увезли его к какой-то троюродной тетке, Марта узнала случайно, через несколько дней. И особенного внимания не свернула: увезли и увезли, сейчас в Нижнем Ортынске не лучшие времена, может, работа какая-то подвернулась или другие причины появились. У нее хватало и собственных хлопот, чтобы забивать себе голову такими вещами.
Надо, подумала она, перечесть. Что же такого стремного насочинял наш Маттеус.
— А все-таки — сказала она, сложа руки на груди — что, собственно, случилось? У нас кружок в последнее время серьезно так уменьшился, знаете ли. А вы только Дроном интересуетесь.