Господин Хаустхоффер с доброй улыбкой уже собирался что-то ответить, но замер, разве только уши не поднял или усики-антенны не развернул к окну. Марта сначала не понятна, в чем дело, а потом и сама услышала: где-то на проспекте выли, стонали «барсучьи» сирены. С каждой секундой вой их становился все громче, наконец, он слился в единую ноту, которая звенела так — что в окнах задрожали стекла. Это длилось недолго, секунд пять-шесть, потом вой вновь распался на отдельные подвывания, которые становились тише, угасали…
Марта почувствовала, как по спине потянуло холодком — откуда-то снизу, от копчика и вверх, к шее.
— Не обращай внимания — сказал господин Хаустхоффер — Обычные меры предосторожности. Тебя это не коснется. На-ка — он вынул из внутреннего кармана визитку того же цвета, что и футляр для очков. Протянул ей картонный прямоугольник — Позвони мне, пожалуйста, по телефону если что-то узнаешь о мальчике или его родителях. Родня ищет, волнуется. Говорят, давно не выходили на связь. Дома их тоже не видели, я спрашивал соседей. А в нынешние времена — добавил он тем-же доброжелательным тоном — это плохой знак.
Господин Хаустхоффер поднялся, опять посмотрел на часы.
— Думаю, они уже начали выгружать. Пошли, я отвезу тебя, куда скажешь.
— Подождите — сказала Марта — Минутку. Вы кое о чем забыли.
Он обернулся, поднял черные аккуратные брови. Хотел переспросить, но Марта не оставила ему такой возможности.
Конечно, это была самая настоящая авантюра. Импровизация, в придачу очень рискованная. Хаустхоффер — это тебе, дорогая, не пьяненький господин Трюцшлер, даже не Штоц. Пока он считает тебя обычной, ты, может, и в безопасности… Но если подставишься, если он поймет…
Марта не знала, кто он такой, но всем нутром ощущала: за всю свою жизнь она не встречала никого опаснее этого человека с доброжелательным голосом.
И все-таки упустить такую возможность она не могла.
— Мы — солгала Марта — договаривались. Вопрос за вопрос. Вы спросили. Теперь моя очередь.
Он замер, остолбенел, будто опять услышал сирену. Мигнул раз, второй.
— Да — сказал он — Да. Спрашивай, конечно.
— Вы были в больнице. Когда привезли отца и других — Марта облизнула губы. Взгляд от Хаустхоффера не отводила, смотрела прямо в глаза. Давила взглядом — Что с ним произошло? С ними всеми.
Он молчал секунды две-три, но ей показалось — долго, нестерпимо долго. Давить было трудно, словно самими кончиками пальцев вжимать огромную пенопластовую пластину в ванну, до верха заполненную вонючим желе.
— Что произошло? — переспросил господин Хаустхоффер — О, действительно. Хороший вопрос — он моргнул еще раз и вдруг улыбнулся ей мягкой, кошачьей улыбкой — Хорошо, когда дети беспокоятся о родителях. И плохо, что им не всегда сообщают правду.
Марта слышала его сейчас как будто из-за толстенной пластины пенопласта, оклеенного старой ватой. И пластина эта медленно, неумолимо прижималась к ее лицу, выжимала воздух из легких, решительность — из сердца, надежду — из души.
— Они все умерли, Марта. Это абсолютно закономерно. Если отправляешься, грубо говоря, на войну, ты рискуешь именно умереть. В определенном смысле — умираешь. Но, спросишь ты меня, как же так: вот они, ходят, разговаривают, смеются — господин Хаустхоффер прервал себя, качнул головой — Да нет, не смеются, это я, видимо, преувеличил. Но в целом — как же, спросишь?
Марта промолчала. Все, о чем она сейчас думала — как бы впитать в легкие хоть пол глотка свежего воздуха.
Телефон, вспомнила она. Этот аккуратный сукин сын оставил мне телефон, значит, не убьет, значит, я ему зачем-то нужна.
— Да — сказал господин Хаустхоффер — можно быть мертвым — и ходить, разговаривать, даже, представь себе, смеяться. Мертвые, Марта, намного приятнее живых. Мертвым не снятся кошмары. Их не терзают бесполезные сомнения и бессмысленные желания. Мертвые, Марта, это надежная основа любого государства. Хотя — добавил он — вряд ли тебя волнуют такие материи и масштабы — и правильно, молодые люди должны беспокоиться о семье, о собственном будущем, а не забивать голову разными глупостями. Итак, удовлетворил я твое любопытство?
Он и сам смотрел с интересом — так Стефан-Николай рассматривал особенно редкие экземпляры жуков.
Марта кивнула, растянула губы в небрежной улыбке.
— Вполне — и все-таки не выдержала, закашлялась.
Господин Хаустхоффер вдруг очутился совсем рядом. Он постучал Марту по спине сухой, узкой ладонью. Заглянул в глаза: