— Ага — вот почему ты вынуждаешь меня читать всевозможную нафталиновую пургу!
— «Ныне» — понятие относительное, я тысячу раз тебе объясняла. Он — улыбнулась старушка Марте — в последнее время стал сам не свой. И пересказывает мне исключительно романы об отношениях.
— Да разве я виноват, что нам такие задают! Кирпичи толщиной с руку, да еще и с ко-мен-та-ри-я-ми! Марта, хоть ты ей скажи.
— Скажи — согласилась госпожа Лиза — скажи, милочка. А точнее — расскажи. Если уж Бенедикта обходят лишь истории о разбитых сердцах.
— Ну ба!.
— Что ты читала в последнее время, милочка?
Марта решила быть вежливой и уважить хозяйку. Откусила от булки с варением — морелевое действительно старушке удавалось. Отпила травяного чая — душистого, терпкого.
— Я — сказала, в итоге — в последнее время читала преимущественно нон-фикшн. Ну, в смысле — не художественную литературу. Это, конечно же, не столь интересно, как «Хмель безумия» или «Отчаянная маркитантка» — Чистюля страдальчески закатил глаза — но попадаются достойные вещи. Благодаря им больше узнаешь о родном крае. Вот, например: оказывается, ваши Рысяны раньше назывались совсем иначе.
Госпожа Лиза подвинула к Марте следующую вазу с варением и поощрительно кивнула:
— Вон оно как! Я уж и не думала, что кто-то помнит. Да, дорогие мои, не Рысяны — Крысяны, конечно же. А пишут ли в твоей книге о том, почему — именно так?
Марта пожала плечами:
— Будто здесь жили чужестранцы, хотя это странно. Владения Великой Императрицы были много севернее, так как бы сюда попали ее подданные?
— А их, милочка моя, сюда отправляли в принудительном порядке — всех тех, кто, в надежде на лучшую судьбу бежал из-под власти Ее Серости. «Дабы трудом прилежным обрели право зваться гражданами славного государства нашего».
— Ба, а почему именно сюда? По-моему, логика как-то не очень.
Старушка аккуратно долила себе чаю, коснулась губами края чашки.
— Логика ему не очень, только послушай! Логика, милый мой, была простой: раньше граница здесь, на юге, проходил не по реке, а севернее. Все эти земли принадлежали псоглавцам. А после очередной освободительной кампании новообращенные — точнее, как они тогда говорили, «вновь возвращенные» земли следовало освоить. Сделать своими. Не местных же здесь оставлять — те жили бы, как и при псоглавцах. И далее бы, ишь, лаяли языком собачьим. А так — привили немного цивилизации этим диким землям.
— Но ритуалы — небрежно заметила Марта — остались теми же.
Старушка опять поднесла чашку ко рту. Марте даже стало интересно: она хоть губы смачивает?
— Ну, милочка — сказала госпожа Лиза — кто же в здравом уме прогонит механика и выключит кинопроектор — если, конечно, хочет, если бы сеанс продолжался? Кто собственноручно пустит на утиль ограду, отделяющую его сад от стада диких коз?
— Структуризация времени и пространства! — выдал вдруг Чистюля — Хочешь сказать, ритуалы — это что-то наподобие этакой вот ограды, только против хаоса и энтропии?
— Ох, родненький! Я и слов таких не знаю! Это все, видимо, из-за того, что не читаю романы о маркитантках.
— Дались вам обоим эти маркитантки! — обиделся Чистюля — Нам, знаешь, не только романы задают. Я, блин, пока готовился к последнему уроку Штоца, такого начитался — он помрачнел и повернулся к Марте — Слушай, выходит, Штоц с его «возрождением давних традиций» пытается сделать — что? Перекроить реальность?
— Я думаю — осторожно ответила Марта — Штоц не глупец. И понимает: чтобы запустить новый фильм вместо старого, надо знать, как устроен проектор.
— Конечно! А, чтобы новый — в смысле, забытый — ритуал сработал, нужные те, кто будет понимать, что и зачем делают!
Госпожа Лиза наблюдала за ними с легкой улыбкой на губах. Как за детьми, что всерьез обсуждают возможность преодоления скорости света.
— Ох, дорогие мои — сказала она наконец — смотрю на вас и не нарадуюсь: как же вы сообразительны. При моих временах лицеисты такими не были, а если и были — считанные единицы. Все вы правильно говорите.
— «Но» — кивнул Чистюля — я же тебя знаю, когда ты так мягко стелешь, обязательно будет какое-то каверзное «но». Ну так давай, пристыди нас.
Старушка опять взяла в руки чашку. И в этот раз не делала вид, а действительно выпила несколько глотков. Потом звякнула донышком по блюдечку и коснулась вышитой салфеткой губ.