— Вы все правильно говорите — повторила она совсем другим, уже серьезным тоном — и забываете об одном. Даже если ленту в проекторе будет менять разбирающийся в этом человек, и даже если будет он делать это очень быстро — все равно на определенное время синемá прервется. И тогда зал погрузится во тьму.
Чистюля подавился куском булки и долго кашлял. Марта причин для паники не видела, тем более, как раз смаковала очередное варение — кажется, кизиловое. Ничуть не хуже морелевого, между прочим.
А потом, когда Чистюля прокашлялся, она уточнила:
— Скажите, госпожа Лиза, что более опасно — смена пленки или фильм, который показывали столько раз, что он уже всем опостылел и потерял смысл? Особенно, если в других кинотеатрах уже давно крутят цифру?
И прибавила, прежде чем старушка успела ответить:
— В конечном итоге, ритуал — это же всегда обновление, так? Возобновление даже. А когда нет кому, и нет чего возобновлять. Зал, так или иначе погрузится в темноту, а стадо диких овец обойдет сгнивший забор или перепрыгнет — и никто уже не изменит пленку, никто не успеет построить новый забор.
— Коз — зачем-то поправил Чистюля — стадо диких коз.
Его бабушка поднялась из-за стола — Марта и не заметила, когда это случилось.
— Очень, очень давно — сказала госпожа Лиза — один человек говорил мне точь-в-точь это же. Он был неплох собой, образованный, смелый. Он точно знал, чего хочет. А когда добился этого — с тех пор, кажется, только то и делал, что пытался исправить сделанное. Потому, дорогие мои, запомните: если вам вдруг покажется, что миру что-то угрожает, и вы точно знаете, как его спасти — возьмитесь за что-то по-настоящему полезное. Посадите цветы под окнами, прибейте скворечник, помойте пол. Наведайтесь ко мне, в конце концов — я всегда буду рада вас видеть.
Чистюля тоже поднялся.
— Ба, ты прости, что мы тебя заговорили, ты же, вероятно, устала. Да и нам с Мартой надо возвращаться, пока еще ходят маршрутки. Ты только зови, как вдруг что — ну, с крапивой надо будет помочь, например.
Госпожа Лиза покивала. Она действительно имела не слишком обнадеживающий вид. И эти ее пузыри на руках, сейчас они казались больше и, наверное, дико зудели.
Поэтому Марта почувствовала себя последней сволочью, когда стала перед госпожой Лизой и заявила:
— Никому не нужен чистый пол, если прямо на ваш дом двигают скорострельные пушки. Все это самообман. Простите, госпожа Лиза, что я так говорю, но… Однажды вы допустили ошибки — и из-за этого думаете, что избрали ошибочный путь. Что, типа, не надо ничего изменять, а иначе будет еще хуже. Поэтому вы сидите в Рясянах, пытаетесь как-то искупить свою вину. Умничаете о молодости и мудрости. Знаете, если мудрость — это ничего не делать и всего бояться, имела я ввиду такую мудрость! И еще — добавила она, стряхивая с плеча руку Чистюли — еще одно: я считаю, молодая фрейлина по-настоящему любила — и потому пыталась вернуть благосклонность того офицера. Не ее вина, что он ее обманул. Единственная ее ошибка — путь, который она избрала.
Марту несло, она и сама не до конца осознавала, о чем говорит. Это приходило откуда-то извне, вливалось в нее, словно молоко в кувшин. Горечь. Отчаяние. Непроглядная надежда. Искушение воспользоваться теми знаниями, которые она получила, когда училась в закрытой Академии. И теми, которые стали ее частью до Академии — после того, как обычная дочка полицмейстера была избрана Королевой Лесов и Полей.
Противоречивые желания сошлись в ней. Забыть запах кожаных сидений в черном лимузине. Еще раз услышать шорох, с каким расстегивался его френч. Стереть снисходительную ухмылку с его уст. Почувствовать тепло его ладоней.
Забыть те шесть месяцев. Вернуть и продлить их.
Вырвать свое сердце. Вырвать его сердце.
И растоптать. Чтобы — вопил от ужаса, от раскаяния, от боли, от проклятой жуткой боли, какой не притупить ни морфином, ни «звездной пылью» — ничем, ничем!
Она знала, что есть тип заклятий, запрещенных к изучению. Заклятия, использующие силу драконьих костей. Использующие ненависть, которой пропитаны кости.
Но иногда у человека просто не остается иного выхода. Просто не остается!
Она знала, что порошком из костей, которым торгуют в нижних рядах Канатного рынка, можно лишь травить клопов и вшей, даже хороший мутабор из него не сделать. Она знала, что ей нужна по-настоящему большая кость. И относительно свежая.
И она знала, где искать. Оставалось добыть инструмент, с помощью которого это можно будет сделать.
Кости дракона — наподобие акул. Что бы акула всплыла с глубин, достаточно капли крови. Чтобы на поверхность вынырнула большая кость, будет нужно немногим больше.