— Марта? Ты обиделась?
— Нет — сказала она — не обиделась. Но обижусь, если ты не дашь мне последний шанс. Слушай, я точно знаю где искать череп. Железно. Слушай…
Когда она закончила, Виктор вздохнул. Потом кашлянул. Потом крякнул.
Какой же, подумала она, какой же он бывает смешной. И трогательный.
— Это гениально — сообщил он наконец — нет, правда, не шучу — гениально! Марта Баумгертнер, я то…
И здесь сволочная мобилка просто взяла и вырубилась, намертво. Марта, ругаясь, начала искать зарядник, потом догадалась включить комп и написать в чате: «Прости, села батарея: /. Как всегда — несвоевременно: /. Ставлю на зарядку, в случае чего — смогу выйти на связь минуты за две-три:))».
Он в чате не появился, и когда Марта включила-таки мобилку, пришла смска: «Кажется, у тебя разрядился телефон? Ничего страшного, и так я тебя, видимо, разбудил. Договорим завтра». И сразу следующая: «Ты — умница! Спасибо тебе огромное»!
«До завтра»! — ответила Марта.
Она легла, но заснула не сразу. Сначала во дворе громко спорили о чем-то местные алкаши, жена дядюшки Костаса в конечном итоге шуганула их, Марта начала клевать носом, и тут на ван Вордена взвыли сирены, слышно было, как мчит машин семь или восемь, в соседней комнате заворочался отец, диван скрипел под ним, словно петли на дверях в подвал, старые, проржавевшие; и даже потом, когда все утихло, она лежала, уставясь в потолок, и думала, думала, о чем угодно…
У входа в школу стояла длинная очередь — и двигалась очень медленно. Марта пристроилась рядом с Аделаидой.
— Уже знаешь? — прошептала та — Господин Штоц оказался изменником. Перебежчиком!
— В смысле? Наш Штоц? — небрежно уточнила Марта. Утром в ленту она заглянуть не успела: проспала, потом еще пришлось убеждать отца, чтобы взял с собой баночку варения. Тот отказывался, но в итоге сдался.
— Представляешь! — Аделаида сплеснула руками — Я когда прочитала в новостях, тоже не могла поверить! Хотя, знаешь, ничего странного. Никогда не угадаешь. В мои временах точь-в-точь так же было, лишь обнаруживали быстрее — ну и не пускали дела на самотек. Занимались теми, кого еще можно было спасти: проводили с ними разъяснительную работу, перевоспитывали. Конечно, тех, кто оказывался ожесточенным — тех отправляли за реку.
— Зачем? — удивилась Марта.
— Ну как-же, чтобы жили, где хотят. Если не понимали, что у нас лучше всего — зачем силой людей вынуждать.
— Логично. Подожди, так выходит Штоц тоже сбежал за реку?
— Пока неясно, не пишут, видимо, чтобы не мешать следствию.
— Конечно, именно для этого — заявил, подходя к ним Чистюля — Аделаида, не обижайся, но иногда ты начинаешь такую пургу гнать. Согласен, в последнее время Штоц был странный что капец. Но верить газетам… это, прости, я не знаю, насколько наивной надо быть. Ладно, слушайте, а рамку зачем устанавливают? Ожидаем в гости какого-то министра, или что?
Выяснилось — точнее, это Чистюля успел выяснить и теперь рассказал — на входе монтируют рамку, прямо как в аэропорте или в банке. И отныне типа повышенный уровень контроля. Причем, судя по всему, не на день или два, а до «изменения ситуации».
— Это плохо — сказала Аделаида — Значит, опять нам кто-то угрожает. Ой, Трюцшлер, не кривись ты так! Разве это смешно, когда соседи, с которыми столько лет мы жили в мире, вдруг на нас умощнели? И разве неясно, что сами бы они этого не сделали. Ведь ни им, ни нам это не выгодно, куда логичнее жить дружно, разве нет? Значит, есть кто-то, кто все это затеял и кому это очень на руку.
Чистюля закатил глаза и покачал головой.
— «Умощнели»?! Это что вообще? Нет, все, больше ни слова, а то я сейчас умру со скуки — и учти, любой суд мира признает тебя виновной!
— Рамку установили из-за Штоца — сказал Гюнтер, что стоял впереди.
— Точно — поддержал его старший Кирик — Он не просто странный был. Он говорил всякую муть. А может, и не только говорил…
— В смысле? — уточнила Ника. Она подошла — порозовевшая, запыхавшаяся — опаздывала, а урок вот-вот должен был начаться. Ей, подумала Марта, подходит эта помада, хотя Жаба опять будет свирепствовать — Что значит «не только говорил»? Как вы вообще можете думать о том, что Штоц — изменник! Если он тебя, Хойслер, поставил на место…
Гюнтер улыбнулся:
— «Поставил»! Что ты вообще понимаешь! Хотя, вы же все заглядываете в рот, своей помеси Баумгертнер, о чем с вами разговаривать.
— А ну повтори — тихо сказал Чистюля.
— Да сколько угодно — Гюнтер покачал головой — Люди, вы вообще бы мозги включили: кто был главным любимцем у Штоца? Она. На кого работал Штоц? И против чего паскудненько так все время подстрекал? Против наших — и за псоглавцев! И ее вчерашний пост в группе: типа, сидите по домах, на улицу не суйтесь — он вообще о чем, по-вашему? Откуда у тебя инфа, а, Баумгертнер? Молчишь? А может, от Штоца? Чтобы ему было проще свалить? А перед тем, как свалить, кое-что устроить в городе…