Марта искренне радовалась за Аделаиду. Пусть бы что не говорили, справедливо, в принципе, о чудачествах Штайнер, сердце у нее было доброе. После алгебры все отмораживались и пытались лишний раз с Мартой не разговаривать — все, кроме Аделаиды. Она, кажется, даже не поняла, что, собственно, произошло.
Ну, еще была Ника. Та дождалась конца уроков и поймала Марту у выхода из школы.
— Слушай, ты только пойми правильно. Трюцшлер, конечно, тот еще растяпа, а Штальбаум бывает снобом, каких поискать. Но все-таки зря ты так.
— Давай не сейчас — сделала гримасу Марта — мне еще в Инкубатор, а тебя вон, ожидают — она кивнула на знакомую фигуру в школьном дворе. Яромир стоял там, где старая ива свешивала ветвь над забором. Смотрел на что-то в телефоне и улыбался краешком рта.
Правая ладонь у него была перевязана.
Ника отвернулась от Марты и уже подняла руку, чтобы помахать Яромиру.
— Черт — сказала Марта, придерживая ее за локоть — Прости. Правда, прости. Я уже напрочь шизею со всем этим. Скоро начну на невинных людей бросаться. Как вообще у тебя дела? В смысле — у вас, ну с Яромиром. Если это не слишком личное, конечно.
Ника расцвела, улыбнулась и следующие пару минут щебетала, время от времени посматривая на Яромира. Тот восторженно читал — то ли новости, то ли какую-то книгу.
Марта же слушала, какой он учтивый, рыцарский, весь как будто из прошлого века, сейчас таких уже не встретишь — и думала, думала о вчерашнем вечере.
Яромир в конце концов поднял рассеянный взгляд, увидел их, улыбнулся и махнул рукой, Ника радостно замахала в ответ, дернула Марту:
— Пошли, поздороваешься и побежишь уже в свой Инкубатор. Яр, кстати, спрашивал о тебе. Почему у тебя такое странное прозвище и вообще.
Марта напряглась, но Ника, кажется, и не думала ревновать. И ясно почему: только они подошли, Яромир обнял ее, поцеловал, подпрыгнув достал откуда-то из ветви букетик — как будто ничего особенного, а мило, очень мило.
— Что у тебя с рукой? — воскликнула Ника — Опять с кем-то подрался?
Яромир дернул плечом:
— Глупости, просто спускался с четвертого этажа, а свет вырубили. Запнулся, рукой мазнул по битому стеклу, кто-то на лестничной площадке разбил окно — вот и… Да нет, не волнуйся, все промыл, помазал зеленкой, до свадьбы заживет.
Ника зарделась и перевела разговор на другое. В своем воображении она, конечно же, уже примеряла фату, рассуждала о цвете скатертей и о том, какие тарелки покупать на кухню.
— В теперешние времена — небрежно заметила Марта — ходить ночью вообще не лучшая идея. Опасная, я бы даже сказала.
— Да ну — отмахнулся Яромир — Как у вас говорят? «Псоглавцев бояться — за реку не ходить»?
— Волков — машинально исправила Марта — И — в лес.
А сама подумала: интересно, чего ты боишься, странный, слишком идеальный незнакомец по имени Яромир? И что ты вчера ночью делал в доме Штоца? Кто там у них живет на четвертом этаже — надо спросить Артурчика.
— Хорошо — сказала она — развлекайтесь, а я побежала. До завтра, Ника. Бывай.
Относительно «побежала» — это, конечно же, было художественное преувеличение. Когда начинались дни, спринтерка из Марты была еще та.
Из-за этого в Инкубатор приехала с опозданием минут на десять.
— Разминулась ты с ними, доченька — сказал дедушка Алим. Он вышел из вахтерской будки, протянул листик — Представь официальное постановление: под подозрением ваш господин Штоц. Идет следствие, и до выяснения обстоятельств кружок прекращает свою работу.
— А это что? — спросила Марта. Она взяла листок, и не никак могла понять, с чего это вдруг официальные постановления писали детским почерком на странице из тетради.
— А? Это, вишь, твои оставили. Пришли, ожидали тебя, вертелись в фойе, спорили. Потом сели сочинять тебе послание, одна записывала, двое других диктовали.
«Ув. г-жа Баумгертнер — прочитала Марта — Мы благодарны Вам за советы и помощь. Но мы не согласны с тем, как Вы отзывались о нашем учителе. Мы своих не бросаем и не предаем. Мы считаем, это низко. Особенно сейчас, когда на господина Штоца вешают всех собак. Поэтому на Ваши занятия мы ходить не будем. Простите. Ваши Мальки».