…Весь день, преисполненная чувства выполненного долга, Сашенька вовсю оттягивалась в компании Вована - сначала в кафе, за пивом и чипсами, а потом - на дискотеке. Домой Сашенька вернулась уже на рассвете. Она долго пыталась попасть ключом в замочную скважину и оставила эти попытки только после того, как убедилась, что дверь не заперта. Войдя в квартиру, Сашенька обомлела: в квартире не было ни мебели, ни матери, ни Чубайса. По комнатам, жалостно мяукая, неприкаянно слонялась голодная и оскорблённая Труся, брезгливо нюхая засохшие крошки от противного «Рокфора». Открыв дверь в ванную с намерением сунуть под кран свою разгорячённую голову, Сашенька замерла в восторге, мгновенно перекрывшем все обрушившиеся на неё отрицательные эмоции: на месте, освободившемся от унесённой доброжелателями стиральной машины, стояла огромная коробка с заветной надписью «Panasonic». Однако, разорвав опоясывающую её липкую ленту, Сашенька обнаружила там не рисовавшийся в её воображении музыкальный центр, а календарь-портрет уполномоченного Лилипутина (тот самый, на котором он клеймил позором жалкого доктора-бюджетника). К портрету была приколота записка со словами «Дуракам закон не писан» и с изображёнными вместо подписи гениталиями. Разогнув скрепку, которой была пришпилена к портрету эта издевательская записка, Сашенька поковыряла железным крючком у себя в зубах и, присев на край ванны, горько заплакала.
…В настоящее время Сашенька, «забив», по её выражению, на образование (которое, с другой стороны, трудно было назвать образованием), активно уклоняется от налогов и занимается сразу несколькими делами: клеит на заборах рекламные листовки, выводит гулять тройку доберманов, принадлежащих состоятельному господину Отару Отаровичу, стрижёт волосы пансионеркам из ночного клуба «Мармелад в шоколаде» и даже торгует у метро сигаретами. Два раза в месяц она навещает Ухтырскую тюрьму, где, томясь в каземате, несёт праведное наказание её беззаконная мать Олимпиада Ахмедовна. Один раз, стоя в очереди со своей передачей для арестантки, Сашенька увидела мелькнувшую, через несколько голов впереди неё, аккуратную лысину доцента Шах-Макаронова и, перепутав от волнения его имя-отчество, бросилась к нему, как к родному, с криком: «Шамиль Макаронович! Шамиль Макаронович!» - на что последний ответил: «Изыди, сатана!» - и поспешно перешёл на другую сторону улицы.