Она уже все решила, что ей до грозных неразборчивых предзнаменований? Она не избавится от них, но не даст им руководить ее поступками. Они заслуживают не больше внимания, чем назойливо жужжащие пчелы в саду. Если знаки непостижимы и противоречивы, как им верить? Ну какие вокруг пираты? А ведь сон об Аберрахе вроде как обязан быть пророческим…
Ари завернулась в одеяло и спокойно заснула под шум ливня за окном. И даже не закричала во сне, когда увидела разрозненные картинки. Красивая девушка в платье горничной шла куда-то по коридору рядом с библиотекой, оглядывалась, прижимая к себе сверток. Ее что-то напугало, она выпустила кулек из рук, он упал. Большой железный ключ покатился по полу с громким звоном. Окровавленное лезвие ножа мелькнуло у нее перед глазами, капли упали на подол серого платья. И свет померк, словно резко задули свечу. Только в ушах отдавался тихий смех — ласковый, но зловещий.
Ари открыла глаза, глубоко вздохнула, смахнула с лица слезы и посмотрела в окно. Рассвет только занимался, серый сумрак, позолоченный солнечными лучами, проникал в комнату сквозь щель между штор. А это значило, что она успеет сегодня добавить снотворное в еду сторожей, охранявших Рэндальфа. И как-то передаст ему записку, что бежать обязательно надо сегодня, а не завтра. Пока лорд-маршала нет в замке. Наверное, она надрежет каравай и подсунет клочок бумаги в еще теплый хлеб. Это сделать легко, она знала, что никто не проверяет еду для узника.
Но тогда получалось, что весь день расписан по секундам и нельзя тратить их на попытку прочитать невнятные письмена ночного кошмара и зыбких воспоминаний.
Глава 34
День до вечера промчался стремительно, как стрела вылетала из «игрушечного» лука Бастьена. Не успеешь моргнуть — а она уже торчит из дерева в лесу, дрожа пестрым оперением. Ари внезапно вспомнила о брате и их детских играх, когда с удивлением заметила, что уже вечереет, а покрасневшая макушка солнца вот-вот коснется горизонта. Да, Бастьен, сможет ли она его еще раз увидеть? Она загрустила от этой мысли, и сердце тревожно сжалось.
Потом память заботливо напомнила ей, что Моран очень не любила, когда закатный диск алел. Она говорила, что нельзя долго смотреть на алую полосу, касающуюся горизонта, а то накличешь беду и прольется кровь.
Ари отмахнулась от воспоминаний, бросила последний взгляд на свою комнату, прижала к себе узелок с драгоценностями и крадучись вышла в коридор. По пути через кухню до конюшни ее не остановили, даже когда она случайно уронила тяжелый нож. Надо же было Рэндальфу чем-то защищаться, если на них нападут! На звон лезвия и стук деревянной ручки об пол никто не пришел, хотя повар чем-то шуршал в каморке-кладовой совсем рядом. Но он слишком громко напевал себе под нос какую-то песенку — вот ничего и не услышал. Глупую песенку, надо признать, — что-то про недалекую стрекозу, которой объяснялся в любви ворон, а в итоге ее съел.
— Еще скажи, что и это — предзнаменование, — тихо фыркнула Ари, смеясь над собой. — Если бы я каждый раз верила в такие знаки, мне бы завтрак в горло не полез.
Ламброзио был знаток фривольных куплетов и народных побасенок со своей родины, и во многих из них незадачливые герои в конце умирали. И он частенько напевал свои песенки, готовя еду. Что смотрелось зловеще, если подумать…
— Нечего думать, никто же не умер от его тортиков, которые выслушали десять куплетов про утонувшего в луже мельника или подавившегося ветчиной сапожника, — шикнула на себя Ари и под уздцы вывела из конюшни самого покладистого коня, серого в яблоках.
В сторону сёдел она даже не посмотрела, этим займется Рэндальф, в охотничьем домике хранилась старая упряжь, он сам так говорил.
Лес казался удивительно безмятежным, конь послушно ступал за Ари, и лишь глухой стук его копыт нарушал тишину. Ари совсем успокоилась и даже вполголоса начала напевать ту мелодию, которую играла совсем недавно. Никаких предзнаменований, ничего зловещего, ее спутники — лишь красивая мелодия, притихшая чаща и… Постой, это же ее путь к свободе! Теперь она абсолютно свободна! И не будет больше этого гнетущего замка со всеми лгунами и убийцами, впереди — только бескрайняя счастливая жизнь.
Счастье затрепетало в груди теплым пушистым птенцом, потешным и неуклюжим. Его перья словно щекотали ее, заставляя едва ли не пританцовывать. Даже когда Ари села на корточки перед храпящим стражником, то заметила, что пытается изобразить детский танец «маленькие гусята идут вереницей». Это было совсем неуместно, поэтому Ари нахмурилась и замолчала, сосредоточенно отстегивая большой и блестящий ключ от связки на поясе сторожа.
Она даже не бросилась на шею Рэндальфу, когда открыла дверь. Нет-нет, она выше этого, да и рано радоваться, когда их в любой момент могут застать на месте преступления. Ну разве что она ответит на его улыбку и тут же нахмурится и серьезно скажет:
— Нужно спешить, лорд-маршал может вернуться в любую минуту.
Рэндальф кивнул ей и скрылся в темноте сырого коридора, только бросил с какой-то кривой ухмылкой:
— Если бы ты знала, как я тебе благодарен. Пойду за седлом.
Ари трижды моргнула, прогоняя зловещую гримасу, словно отпечатавшуюся на радужке. Нет, ей показалось, это просто сумрак и неверные блики свечей, Рэндальф не может выглядеть как злодей, как пират из ее сна…
Она вышла на крыльцо и вдохнула свежий ночной воздух, наполненный сладковатым запахом болотных лилий. Моран говорила, что эти зеленоватые цветы распускаются только на месте смерти утопленниц. Что опять за дурацкие мысли?
— Давай немного пройдемся, — раздалось у нее за спиной, и она подпрыгнула от испуга.
Рэндальф снова улыбнулся, но теперь уже так, как он улыбался всегда — будто солнце вспыхнуло в чаще. Он накинул ей на спину теплый камзол и извиняющеся сказал:
— Да, я знаю, нам надо спешить, но я так давно не был на улице. Если ты не возражаешь, я хотел бы прогуляться по лесу. Здесь так много радостных воспоминаний. Вдруг я больше никогда не смогу увидеть эти места? Вот смотри, тот дуб — первое дерево, на которое я залез и с которого меня снимали, наверное, всем замком. Не представляешь, как смешно это было, как они суетились, Кристиан предлагал выстрелить в меня, чтобы я испугался и свалился на растянутые внизу одеяла…
Ари заслушалась, как обычно, когда Рэндальф говорил — и даже несколько раз хихикнула, представив себе счастливое приземление насмерть перепуганного голубоглазого малыша. Где-то в паре шагов от них хрустнула ветка, в неверном отсвете огоньков дрогнули листья. Должно быть, они с Рэндальфом вспугнули какую-то ночную птицу. Или показалось?
— Все было не совсем так, — лорд-маршал выступил из тени перед ними, Ари испуганно отступила назад, едва не стукнувшись спиной о Рэндальфа. — Кристиан предлагал тебя застрелить, потому что ты что-то сделал с сиротами-близнецами, которых матушка взяла в дом из жалости. Они теперь его помощники, но разум у них остался, как у трехлетнего ребенка.
— Забавно, но твоя драгоценная супруга думает, что это мог быть ты, — парировал Рэндальф. Казалось, он ничуть не удивлен внезапным появлением брата. Разве что ощерился, как дикий зверь, изготовившийся к атаке. — Что именно ты так ударил их головами о стену, что послышался оглушительный треск… ты же очень несдержан, когда хочешь убить кого-то.
— Вы правда так думаете? — зло посмотрел на нее лорд-маршал и так, что будь его застывшая улыбка кинжалом, Ари бы уже упала от раны в сердце. — На момент происшествия я еще не родился, это легко проверить.
Ари вернула ему такой же злой взгляд, еще не до конца осознав услышанное. Нет, конечно, все могло быть наоборот, а не так, как она придумала. Если Рэндальф все время притворялся своим братом, рассказывая о «подвигах» Тэнима, а говорил о своих. Вспомнить хотя бы… вспомнить хотя бы эти исчерканные ноты, которые Ари переписывала. Лорд-маршал с такой любовью смотрел на восстановленный нотный лист, ему была дорога эта мелодия, он хранил и не позволял выбрасывать окончательно испорченные партитуры. Да, Рэндальф мог залить их чернилами. Наверное.