Дитя вечности
Потрёпанный экипаж без опознавательных знаков мерно поскрипывал на узкой горной тропе. Женщина, сидящая внутри, тревожно поглядывала то на обшитую чёрной тканью стенку, словно могла сквозь неё разглядеть, отправили ли за ними погоню, то на занавешенное окно. Приклеенная ради спокойствия дочерей улыбка всё ещё не сходила с лица, хоть девочки давно уже сопели, склонив головы друг к другу.
Похожие как две капли внешне, они были такими разными внутри, что мать без труда узнавала их в любом наряде. Бойкая, смешливая Каришма, положив голову на плечо сестре, забавно причмокивала во сне и вздрагивала, словно готовясь тотчас, как карета остановится, вскочить и нестись дальше, как можно дальше от родного отца. Этот побег для неё был приключением. Тихая же Рачана, её полная противоположность, даже во сне сейчас держала осанку и мягко, чуть печально чему-то улыбалась.
Но никто в этом мире не знал её пташек так же хорошо, как Мохини. Даже родной отец различал их лишь по подаренным ещё на первый день рождения браслетам. На стройных ножках всегда блестели золотые цепочки с инициалами, что сопровождали каждый шаг тонким звоном.
Мохини улыбнулась, вспоминая, как Каришма возмущалась, когда её приближение замечали заранее. Как ни старалась она подкрасться к матери и брату бесшумно, те всегда знали, кто за спиной. И снять магическое украшение было невозможно.
Ну или… почти невозможно.
Улыбка женщины наполнилась злым ликованием. Но тут же вернувшаяся тревога стёрла её с лица. Пусть Мохини и сделала всё так, как велел её названый отец, материнское сердце оставалось неспокойно.
И вовсе не гнев обнаружившего их побег повелителя так страшил её. О нет, в мире бывают вещи гораздо хуже…
Вдруг карету тряхнуло. Жалобно скрипнули рессоры, растрескалось за шторкой окно, повеяло холодом. Девочки встрепенулись и уставились на мать янтарными глазами, в которых застыл немой вопрос.
— Всё в порядке, мои милые, мы лишь выехали за пределы барьера.
Мохини, сама испугавшись, прикладывала усилия, чтобы голос не выдавал её волнения. Вышло, судя по пристальному взгляду Рачаны, плохо. Но вопросов дочь не задавала. Никогда. Если мать говорит, что всё в порядке, значит, всё в порядке.
Холод, накинувшийся на плечи, стоило исчезнуть защите барьера, заставлял дрожать сильнее. Мохини уже жалела, что сбежала так поспешно, не догадавшись взять с собой тёплой одежды или хотя бы одеял. Лёгкая дупатта едва ли спасала от ледяного ветра, и ту женщина отдала ёжащимся дочерям. Она знала, что её пташки не простудятся, но не могла оставить их без заботы.
— Но как же вы, матушка? — вскинулась было Каришма, но под строгим взглядом матери стушевалась.
Мохини и сама не знала, почему не сядет рядом с дочерями, не согреет их своим теплом и не согреется сама. Она смотрела на них и не могла насмотреться. Будто знала, что больше их не увидит. Будто чувствовала приближение…
Женщина вздрогнула. Страшная мысль, не успевшая сформироваться, словно пронзила её молнией. Напряжённые нервы или всё же интуиция служительницы Хаоса?..
Ответ ждать себя не заставил.
— Мама!!!
Тонкий крик потонул в скрипе накренившейся отчего-то кареты. Зазвенело, вываливаясь из рамы, стекло. Штора скользнула вслед за ним, в пропасть. В панике Мохини захлопнула начавшую открываться дверь и выбросила вторую руку в предупреждающем жесте.
— Не двигайтесь, — велела холодно, но дочери и сами застыли двумя изящными статуями. Лишь в распахнутых от ужаса глазах стояли слёзы да дрожали пальцы, которыми девочки вцепились друг в друга. — Сандиш! Сандиш, ты слышишь?!
Но возница не отзывался. Впрочем, Мохини и так знала, что маг, зачаровавший их карету, уже никогда не отзовётся. Сладкий запах смерти она бы не спутала ни с чем. Их нашли…
Стук сердца. Второй. Третий.
Карета сорвалась.
Визг дочерей ударил по ушам и резанул сердце. Женщина взвыла от боли — её швырнуло на стенку кареты. Перед глазами тут же заплясали кровавые мушки, но сведённые судорогой пальцы так и не отпустили дверной ручки. Штора прилипла к потолку, открывая обзор, и, с трудом сконцентрировав взгляд на стремительно приближающейся пропасти, Мохини прошептала единственное заклинание, которое пришло на ум и на которое хватало накопленных сил.