Неугомонная Стася, которой никак не удавалось вычеркнуться из списка, всей душой желала помочь хозяину в его работе и так ему мешала, что он чуть было не отправил ее в увольнительную к родным. Остановило его только то, что он уже не представлял себе жизни без ее вкусных обедов.
- Егор Петрович, я знаю – это Домна. - Налетала она на хозяина с утра. – Я сегодня видела, как она корову выгоняла и что-то шептала.
- Ты же говорила, что Неждан, - отмахивался от нее, как от мухи, Егор.
- Говорю Вам, Домна. И волос у нее черный. И глаза она отводит, когда разговаривает. Вы, Егор Петрович, за ней последите.
В другой раз она чуть до инфаркта не довела бедного сыщика заявлением:
- А вы, Егор Петрович, не всех в список-то внесли.
Егор насторожился:
- И кого же я забыл?
- А себя?
Егор чуть с дивана не упал:
- Ты что мелешь? Себя-то мне зачем записывать?
- Ну, мало ли. – Стася явно говорила с чужих слов. – А для порядку надо бы.
- Для глупости, а не для порядку. – Озверел Егор. – Чтоб я больше этого не слышал! Если я знаю, что я не колдун и никого не жег и не травил, зачем же я буду сам себя подозревать? Чушь какая-то!
Стася хотела еще сказать, что сам-то он, может, и знает, но другим-то это неизвестно. Но поглядев на красное лицо хозяина, догадалась смолчать.
Зато на следующий день от колодца она принесла свежую резолюцию очередного заседания Совета Старух, в которой всем, занимающимся расследованием злодеяний, в том числе Егору, предписывалось принять к сведению следующее: все порядочные преступники имеют привычку возвращаться на место своего преступления. Зачем им это надо, сказано не было, но рекомендовалось быть особо бдительными в данных местах, а неплохо было бы устроить там засады. Егор поразмыслил и отрядил несколько человек из числа вычеркнутых сидеть по кустам возле дворов троих потерпевших. В помощниках у него недостатка не было. Во-первых, счастливцы, покинувшие страшный список, никогда не отказывались помочь, боясь, что отказ навлечет на них новое подозрение. Во-вторых, Егоровы друзья, которых у него с некоторых пор развелось великое множество, хоть и были в большинстве в пресловутом списке, но из кожи вон лезли, чтобы заслужить Егорову благосклонность, а в глазах односельчан приобрести, может и шаткое, но алиби. В-третьих, Стася с Полиной, которые никогда не отказывали Егору в просьбе помочь и выполняли его мелкие поручения: отнести записку, переписать набело бумагу, позвать кого-нибудь.
Правда, последние дни Полина стала подолгу где-то пропадать. Уходила, как обычно, не сказав ни слова, и возвращалась через несколько часов, грустная и уставшая. Бывшая день и ночь начеку Стася не замедлила высказать Егору свои подозрения:
- Как хотите, Егор Петрович, а не нравится мне Полинка. Ходит, ходит, а куда – не говорит.
- Отстань от меня со своими домыслами, - устало попросил Егор, - ты только нашего кота еще не подозревала. Вот придет – спросим у нее, и все выяснится. Иди, у тебя там, по-моему, горит что-то.
Выяснилось все, действительно, очень просто. Сама же Полина и рассказала.
Один из натахиных братьев, шестилетний Киря, тяжело заболел. Мальчик был в жару, ничего не ел, и только все время тоненьким голоском звал маму. Мать Натахи, Агата – худая до черноты женщина, выглядевшая в свои сорок с небольшим на все шестьдесят, не отходила от его кровати ни на шаг, хоть и ничем не могла помочь – денег на врача и лекарства не было, домашние средства были все перепробованы, и ей оставалось только ломать руки в страхе потерять своего ребенка и молиться, молиться, молиться.
Полина пришла к ним сразу, как узнала о несчастии, принесла отвар. Вместе с матерью они с трудом, но заставили мальчика выпить всю чашку. В отчаянии мать, пытаясь ухватить ускользающую от нее дорогую жизнь, была готова на все. Полина делала еще какие-то примочки, варила в котелке коренья.