— Вероятно, она всё-таки решилась уволиться и к мужу на север уехать. Я помню, что она рассказывала, что муж её на север к себе зовет, и работу там ей нашел и жилье для всей семьи им дают. Возможно, она даже написала заявление об увольнении или хотя бы интересовалась в кадрах, как надо увольняться.
— Ну, тогда очень может быть, Серёжа, очень может быть! — сказал полковник Зверев грустно. — А у меня новости, для тебя тоже очень печальные — меня отстранили от этого дела! И вообще мне повсюду препятствия ставят, видимо, я уж очень сильно кому-то мешаю. Не я один, конечно, таких, как я, еще несколько человек в нашем управлении, мы так поняли, что «москвичи» от всей нашей старой гвардии хотят избавиться. Всех неугодных заставляют рапорта на пенсию писать или переводят в какую-нибудь дыру. Некоторые уже решили, что проще будет уйти на пенсию. Но я так этого не оставлю, до самого министра дойду!
— То есть как это отстранили? И что теперь?
— Мои информаторы ещё по старой привычке звонят мне. Но, скорее всего, все материалы у меня, не сегодня так завтра, заберут. И с тобой уже будет работать другой человек.
— Не очень-то хотелось бы, мягко говоря, — сказал я. То, что меня будет курировать как агента кто-то другой, меня совсем не устраивало. — Точнее, я вообще не хочу с кем-то еще, кроме вас, работать!
— Я тебя понимаю. Чего мы с тобой боялись, то, считай, свершилось. Ну, я этого так не оставлю, у меня ещё остались знакомые в Москве. Я к друзьям в больших погонах по такому поводу никогда не обращался, а теперь придётся, другого выбора у меня нет.
— А вы можете позвонить в морг и узнать, была ли смерть Маринки самоубийством? Или есть какие-нибудь следы борьбы на теле?
— Я попробую связаться с моргом, Серёжа! Хотя, кажется, здесь и узнавать нечего, всё ясно как день. В сфере торговли мясом в нашем городе в последнее время слишком много самоубийств. Очевидно, что они убирают опасных свидетелей, а их кто-то покрывает в милиции на высоком уровне. Таких странных самоубийств за последние два года на вашем мясокомбинате и на некоторых рынках уже перевалило за два десятка, судя по почерку, исполнитель профессионал, и мне почему-то кажется, что эти убийства, которые маскируются под несчастный случай или суицид, совершает всего лишь один человек.Уж больно почерк схожий.
Полковник замолчал достал из пачки сигарету и закурил сделав две затяжки он поднял голову и посмотрел на меня.
— Прости меня, Серёжа, — сказал полковник Зверев, потушив недокуренную сигарету в пепельнице.
— За что простить? — не понял я.
— Ну как за что? За то, что втянул тебя во все это! Наобещал тебе, что тебя реабилитируют, орденов на грудь повесят, а теперь получается? Тебя, получается, я подставляю под раздачу, а сам в кусты!
— Да ладно вам, Вячеслав Геннадьевич! Как ни крути, вы все равно мне после тюрьмы помогли социализироваться. На работу устроили, жильём обеспечили. Денег я опять же заработал. У меня же ни семьи, ни кола, ни двора! Я свободный, как ветер в поле. Завтра могу сесть на поезд и уехать, куда глаза глядят. Наверное, уеду куда-нибудь в Сибирь или на Дальний Восток, хрен они меня там найдут. Подумаешь, мафиози какие-то местного разлива! Мало ли у меня врагов было, и когда я опером был, и когда в тюрьме сидел, многие меня хотели на тот свет отправить. Одними врагом больше, одними меньше, мне не привыкать, так что не расстраивайся, Геннадьевич. Наоборот, спасибо вам большое за то, что помогли мне на ноги встать. — По лицу полковника я увидел, что он как-то расслабился после моих слов. У него, видимо, действительно камень с души упал.
— Я поэтому и решил тебе помочь хоть выйти живым из этого болота, в которое я тебя втянул, — сказал подполковник Зверев и достал из кармана рубахи документы. — Вот смотри, я новый паспорт для тебя сделал, он настоящий, и про него никто не знает, он оформлен несколько лет назад, а фотографию я твою вчера вклеил. Когда твое личное дело попадет в руки тем, кто придет после меня, они будут искать тебя по старому паспорту, который я дал тебе в прошлом году. Так что всё сделано «комар носу не подточит», и ты можешь действительно уехать куда-нибудь далеко с этими документами и начать новую жизнь. А вот военный билет к этому паспорту тоже сделал давно, но только по нему ты служил в пехоте, так что свои наколки десантные придется прятать. Я думаю, на всякий случай тебе надо быть готовым податься в бега.
— Спасибо большое, Геннадьевич, вот это действительно дорогой подарок, — сказал я, — взял документы.
— Так что, если запахнет жареным, —сказал Геннадиевич, глядя мне в глаза. — Я думаю, ты парень умный, сам поймёшь когда это произойдет или если со мной что-то случится ноги в руки и беги подальше от сюда.
— А что с вами может случится? — опять не понял я. Не нравился мне настрой подполковника, он мне явно что-то недоговаривает.
— Да все что угодно, если меня посадят, арестуют, или ещё что похуже, то ты сразу «ноги в руки» и реально беги на Дальний Восток, или в Сибирь с этими документами.
— Вячеслав Геннадьевич, я надеюсь, что все-таки до этого не дойдёт.
— Нет, не думаю, если меня уйдут, уйдут на пенсию, то тебе лучше действительно исчезнуть. Потому что те, кто придёт на моё место, либо попытаются использовать тебя в своих интересах, заставят работать на них, угрожая тебе разоблачением, либо просто тебя убьют, как ненужного свидетеля.
Я и сам прекрасно понимал то, что сейчас говорил подполковник, но у меня было задание предотвратить теракт, до которого осталась всего одна неделя, а что будет со мной дальше — меня это мало интересовало. После того через что я прошел на нескольких войнах в двадцать первом веке, жизнь в конце восьмидесятых в СССР казалась просто раем.
— А, черт, была не была! — махнул рукой подполковник Зверев. — Мою вину перед тобой это, конечно, окончательно не загладит. Но ты, наверное, единственный, кому я могу об этом рассказать. У тебя есть листок бумаги и ручка? Принеси сюда, пожалуйста. — Я ничего пока не понимая, принёс ему тетрадку и ручку.
— Вот смотри, Серёга, лет двадцать назад, когда я был молодым опером, я нашёл один схрон, видимо, его ещё немцы во время войны оставили для своих диверсантов, когда отступали. Содержимое этого схрона в целости и сохранности, я ходил проверял год назад, там всё на месте, его никто, кроме меня, до сих пор не нашёл. Мене про этот схрон в конце шестидесятых годов, мой дядька рассказал он во время войны, в НКВД служил, он давно умер и как выяснилось, кроме меня, никому больше не говорил про него. Я нарисую тебе подробный план, как добраться до этого немецкого тайника.Он находится недалеко от города.
— Немецкий схрон — это, конечно, круто! Но почему вы мне именно сейчас о нем рассказываете?
— Там в этом схроне оружие и ещё много чего интересного. Такие тайники немцы для своих разведчиков готовили, при отступлении из Сталинграда, хотели спящую ячейку агентов оставить в нашем тылу. Мне-то это добро, слава богу, не пригодилось, а тебе-то мало ли, может, и понадобится. — сказал Геннадьевич, рисуя карту на тетрадном листе. Отдав мне нарисованную им карту, он встал из-за стола и направился к входной двери.
— Всё. Я пошёл. — сказал подполковник пожимая мне руку. — Ты пока сиди тихо. Работай как ни в чём не бывало и смотри по сторонам. Если в течение пары недель я не выйду на связь, собирай вещи и беги…отсюда…куда-нибудь подальше.
Я закрыл за ним дверь и пошел на кухню допивать чай.
Подполковник Зверев ушел, на улице уже совсем стемнело, а я долго сидел на кухне и думал, что мне делать дальше.
Прошло два дня. Я приехал с работы очень поздно, потому что мы с новой экспедиторшей развозили неучтенные партии мяса по рынкам и ресторанам. На следующий день у меня был выходной, решил поспать хотя бы часиков до десяти утра. Вдруг я проснулся от того, что услышал, как кто-то открывает дверь ключом. Черт побери, кто это может быть? Полковник Зверев так никогда не делал. А я свой комплект ключей никому не давал. Я аккуратно встал с кровати, стараясь как можно меньше шуметь. Я прямо в трусах, не одеваясь подкрался к двери в комнату и встал, прижавшись спиной к стене так, что меня не было видно из коридора.