— Ишь, набрались с утра пораньше, — ворчит немолодая женщина, окинув нас со Стефаном неприязненным взглядом.
Пальцы ее так крепко стискивают рукоять клюки, словно почтенная дама собралась отходить нас по бокам.
— Это мы с вечера еще не ложились, — брякаю я.
Вид у нас тот еще, ума не приложу, когда мы успели изваляться в грязи. Верно, пока прятались от стражи. Заморозив меня взглядом женщина плюет себе под ноги и поспешает дальше, мерно переставляя посох.
— Вот что, — говорит Стефан. Голос у него холоден как лед, да и смотрит он мимо меня. — Держи.
Я сжимаю ладонь, в ней — увесистый кошель.
— Подождешь меня вон в том трактире, — машет куда-то влево Стефан. — Если не вернусь к полудню, значит вообще не вернусь. Место там спокойное, главное сам ни с кем ни задирайся. Тебя охотники не знают, а значит и искать не будут. Ну, не поминай лихом!
Стефан разворачивается, чтобы уйти. Нам обоим понятно, что не вернется он ни к полудню, ни через месяц. Свое спасение и проезд через пролив я отработал сполна, и могу заняться собственными проблемами. Так-то оно так, и все же глядя в его удаляющуюся спину я ощущаю, что недоволен собой. Словно это не Стефан меня отпустил, а я сам бросаю его одного на поле боя.
— Да что же ты за дурак такой! — язвительно замечает внутренний голос, но я уже принял решение.
Сделав усилие, точно сдвигаю с места телегу, груженую бочками с вином, я отрываюсь от стены и иду вслед за Стефаном. Прячься от жизни или не прячься, все равно безглазая с косой до тебя доберется. Так стоит ли трусить и подличать, раз конец у всех один?
Глава 3 август 1432 года, Англия, графство Девоншир: тварь ли я дрожащая
Стефан кидает на меня косой взгляд, не обращая на него внимания я невозмутимо вышагиваю рядом, плечом распихивая сонных лондонцев. Те что-то ворчат в спину, кое-кто даже грозит кулаком, но в драку не лезут.
— Чего тебе? — не выдерживает Стефан.
— Раз уж рискую жизнью, то имею право знать, что происходит, — веско заявляю я.
— Тебя никто и не просит, — фыркает Стефан, на лице которого медленно проступает улыбка.
— Сам знаешь, любопытство кошку сгубило, — парирую я. — Так что предлагаю все как следует обсудить за кружкой доброго эля.
Так мы и поступаем. И пока мы не торопясь осушаем кружку за кружкой, я внимательно слушаю Стефана. Тот рассказывает нехотя, скупо, тщательно избегая конкретных имен и деталей, но из слов его вырисовывается крайне любопытная картина. Похоже, часть английского дворянства, в том числе и высшего, устала от войны с Французским королевством. Недовольных поддерживает и главы цехов — меховщики, ткачи, ювелиры. Цеховые объединения рудознатцев колеблются. Производство оружия растет, а вместе с ним и спрос на металл, но не больше ли товаров будут продавать, если наступит мир? Впрочем, эти всегда держатся наособицу.
Как с древности повелось, что колдун да кузнец знают и умеют больше других, так и продолжается. Ученый да рудознатец по-прежнему при деле и востребованы. Земля в Британии болотистая, урожай три раза в год не снимаешь, зато железной руды — хоть завались. Месторождения серебра и золота еще в прошлом веке выбрали дочиста, зато прочих руд — предостаточно. Добытчики железа и свинца, купив у местных властей лицензию, селятся прямо у залежей руды целыми отрядами, с учениками и семьями. По соседству мигом вырастают поселения кузнецов. Там и купцы подтягиваются, ставят лавки да склады.
Местные власти туда и не суются, по древнему обычаю дела рудознатцев разбирает собственный суд. Сами казнят, сам милуют, не вынося сора из избы. И наказания у них самые разные, нам подобных и не измыслить. Могут повесить, а могут заставить таскать за собой инструмент: и в таверну, и в отхожее место, и в церковь на воскресную проповедь. Будешь упрямиться, да качать права — выгонят из цеха, а это как клеймо посреди морды на всю жизнь.
Вроде велика Британия, а никуда тебя больше не примут, даже в землекопы. Иди на все четыре стороны, куда глаза глядят, да только законы больно суровы, бродяг тут принято вешать. За шею, и до самой смерти. Словом, суровые рудознатцы люди, твердые, как и металл с которым работают. И выгоду свою крепко понимают. Но присоединятся и они к заговорщикам, куда им деваться?
Тут ведь еще одна тонкость имеется. Английское королевство — оно сильно от других европейских стран отличается. Всюду горожане — первые союзники короля, вместе с сюзереном борются против баронского произвола. В Британии же королевская власть сильна как нигде, а потому и бароны и горожане держатся вместе, и местное духовенство их поддерживает, вот почему им и договориться между собой проще.
— В общем-то это даже и не заговор еще, просто разные люди общаются, ищут точки соприкосновения, — продолжает Стефан.
— Торгуются, как власть будут делить, — договариваю я про себя невысказанное.
— В подобном деле без надежного курьера — никуда, — заканчивает Стефан. — А мы с Мануэлем считались одними из лучших. Теперь вот я один.
Он машет трактирному слуге, тот спешит к нам с полными кружками.
— Мяса принеси, — кидаю я. — Свинины, да посочнее, а то знаю я вас, каналий! Вместо годовалого поросенка так и норовите кабанятину всучить. Рыбы побольше тащи, и не какую-нибудь там селедку, а угрей. И не забудь колбас да сыра!
И, пока мы ожидаем заказанный завтрак, негромко говорю Стефану:
— Есть тут у меня одна мыслишка. Куда, ты говоришь, осталось доставить письмо?
Итак, задача звучала достаточно просто. Дом достопочтимого Вильяма Хонсорда, богатого купца и главы купеческого цеха, находился под неусыпным наблюдением. Проведали недобрые люди, что должен явиться к нему некий человек, роста высокого, опытный в обращении с мечом. Либо юркий черноволосый молодец, от которого так и жди, что кинжалом полоснет. И стерегли тех злодеев неусыпно, вряд ли уже знали, что Стефан остался один.
А потому, когда я, важно оглядевшись, принялся громко колотить в дверь, толпящиеся неподалеку дюжие молодцы не обратили на меня никакого внимания. А что им было на меня смотреть, что они, стражников никогда не видели? Бляха на моей груди на груди была надраена до блеска, и светилась будто бы сама по себе. Короткий меч на поясе покачивался в такт движениям, плащ на плечах сидел как влитой.
Хорошо все-таки, что в этом веке умеют ценить вещи. Самую изношенную никогда не выбросят в мусорную кучу, а отнесут старьевщику. Вы не поверите, но у этих проходимцев такие склады одежды, что полк одеть можно, и еще останется. Уж не знаю, что там ему наплел Стефан, но пока я одевался стражником, этот властелин потрепанных вещей то и дело заговорщически нам подмигивал. А напоследок сказал прямо, что все «найденные» вещи лучше нести прямо к нему, поскольку Кривоногий Джонни и Вэл Одноглазый — те еще проходимцы, и настоящей цены не дадут, хоть ты их режь.
В тот самый момент когда я понял, что дверь никогда не откроют, она распахнулась. Один из болтавшихся возле дома молодчиков подошел поближе, рука его словно невзначай нырнула под плащ.
— Дом Вильяма Хонсорда, купца? — рявкнул я так, что открывший дверь молодчик подпрыгнул на месте.
— Главы купеческого цеха! — поправил слуга, одарив меня высокомерным взглядом.
— Арчибальд Меллоу, стражник магистрата, — представился я. — Где твой господин?
— А что вам надо?
— Жалоба поступила, и его вызывают в магистрат, — уверенно бросил я, обдав слугу презрением. Мол, у тебя, холуя, жизнь может и поспокойнее да посытнее, зато я — при власти. А потому прочь с дороги, а то затопчу!
Похоже, тот прекрасно разбирался в языке взглядов, а потому, поскучнев, пригласил войти. Я с облегчением ощутил, как истыкавшие всю спину взгляды обращаются на нечто другое. Дверь за моей спиной захлопнулась, звучно лязгнул засов, и я незаметно выдохнул. Все вышло так, как я и предполагал: никто не ожидает от городского стражника, что тот будет разносить почту заговорщикам.