Человек стадный или коллективный о красоте не думает. Его не затрагивают глубоко проявления жестокости, которые он встречает в обособленных группах людей. Он приспосабливается и мирится с существующим положением дел очень быстро и легко. Главное, он много не думает и не рассуждает. Живя в определенном обществе, этот человек выполняет определенную работу, будучи связанным с огромным количеством людей из настоящего и прошлого. Для него имеют значение могилы предков, а самое святое для него соблюдение традиций и получение одобрения соплеменников. В этом стаде, коллективе этот человек создает еще и духовное, не только материальное. При этом ни на что, ни на имя, ни на славу, ни на деньги не претендуя. Крутится огромное колесо, может, карусель, с миллионами частиц, одной из которых этот человек и является. То, что он создает, возможно, есть отражение самой жизни или самое близкое к ней, миру, самое глубокое и неисчерпаемое. Но оно часто зашифровано, и не так просто догадаться о его смысле. Вот почему мифы, легенды, сказки, религии, народная музыка никогда не стареют, это бездонный колодец, из которого можно черпать без конца. При этом жизнь отдельного человека в этом стаде, на этом витке времени ничтожна, скудна и монотонна. Он делает только маленькую работу, выпавшую на его долю. А главное для него — это верить в добро и в то, что в мире есть справедливость. Если не сегодня, то завтра она обязательно наступит. Без такой веры эта огромная машина не может существовать и рассыплется. А как же тогда рассматривать отдельного человека как личность, как индивидуальность? Индивидуалисту сложнее, для него важнее не традиции и обычаи, а свое собственное ощущение жизни. Он хочет познать и попробовать жизнь сам, хочет испытать прекрасное, познать мир и себя. Человек из стада такой задачи себе не ставит, ему это незачем. А индивидуалист жаждет одиночества, возможности жить вне стада, без ограничения своей свободы, права мыслить самостоятельно, анализировать, делать собственные выводы. Этот человек не рассчитан на жизнь в человеческом стаде. Он страдает от обязательств и церемоний, если пришел в этот мир как представитель высших его слоев. Если же он родился в бедной семье, когда вся жизнь воспринимается как бесконечная череда обязательств перед близкими, вырваться из своего круга куда сложнее. Что ему нужно, и есть ли от него вообще польза? Этот человек стремится к созиданию ради самоутверждения. Ему нужно, чтобы им восхищались, его хвалили и возносили. Это для него способ выхода из стада с его общими стандартами, в ней ему невыносимо скучно. Тогда он берется за перо, кисть, инструмент. Когда он создает нечто, на самом деле он создает копию вечного оригинала, имеющегося только у народа. В процессе созидания он может быть свободным, и даже не обязан сохранять верность идеалам добра и света. Однако, идя навстречу дракону — сборищу людей под названием народ — он рискует быть им вновь проглоченным.
Человеку, вышедшему из низов, будучи индивидуалистом и антитрадиционалистом, приходится часто вести жесточайшую борьбу с этим драконом. Он часто, очень часто колеблется: а правильно ли он поступает? Может, и в самом деле нужно жить как все? Ему очень трудно бывает порой рвать отношения с родными, друзьями, уйти от них. Даже уйдя, в попытках построить собственную судьбу в соответствии со своими представлениями, он сомневается в правильности содеянного им. Для народа он непонятен и смешон. Даже самое обычное, по понятиям простых людей, он воспринимает не так как все. Он наивен и излишне добродушен, он верит в добро буквально, верит, что люди не способны сознательно и намеренно сделать зло. Он пытается все упростить, жить «по-народному». Для него «народность» в первую очередь — простота, скромность и правдивость. Он получает удовольствие от своей «принадлежности к народу». Он хочет ощущать себя частью народа, нравиться ему, слыть его хорошим представителем – добродетельным и высокоморальным. Для него существует только то, что говорится в открытую, без полутонов и намеков, без лжи и недомолвок. А когда его обманывают, он недоумевает: как такое могло случиться? Ведь он жил по совести, как народные герои из сказок. Он не понимает и не видит разрушительной силы той машины, которая перемалывает судьбы. «Это ли добро?» – недоумевает такой индивид. Теперь он обижается на народ, а через какое-то время решится уйти от него. Вернее, убежать. Который раз клянется он, что больше никогда не вернется к обманувшему его надежды и веру народу и будет обходиться без него, будет жить свою жизнь один–одинешенек. Некоторым это удается, другие всю жизнь мечутся между одиночеством и влечением к обществу, а третьи навсегда остаются среди людей, которых не любят. Это огромное несчастье, поскольку они вынуждены всю жизнь жить не своей жизнью. Но таких единицы, а большинство же людей принимают свою жизнь и свое положение как вполне естественные. Конечно, никто из них не будет против, наоборот, даже счастлив, если выпадет случай разбогатеть и расстаться с вековой бедностью. Тогда этот человек, вчера еще бывший олицетворением доброты и честности, очень быстро и резко изменится. Он станет высокомерным, надменным и самодовольным. Он забудет о добре и справедливости. Теперь они ему больше не нужны. Он держался за них, чтобы терпеть бедность, унижения и обиды…
Азизов размышлял над тем, как ему быть в санчасти с молодыми солдатами, тихими и покорными. Не трогать их, подружиться? Но как в таком случае это будет выглядеть в глазах остальных? Как же быть ему, вечно гонимому, несмотря на то, что по рангу, когда появилась смена помоложе, он должен был занять более достойное положение? Да к тому же среди молодняка всегда попадутся несколько сильных и смелых, которые сами будут не прочь его поэксплуатировать. Зачем же тогда жалеть молодых, слабых солдат здесь в санчасти, если они сами против него ополчились бы, попади в его дивизион?
Его также очень задевало то, что и молодые, призванные в армию после него, тоже быстренько сориентировались в обстановке и стали демонстрировать свое неуважение к нему – солдату, так и не сумевшему найти общий язык с другими и поставить себя на должный уровень. Чем эти молодые солдаты в санчасти лучше тех? Ничем, хотя они ему ничего плохого еще не сделали. Но жалеть их все равно нечего. Кроме всего, Азизову хотелось теперь почувствовать, как это бывает, что ты испытываешь, если получаешь власть над кем-то.
Он разочаровался в самой армии и офицерах. Вспоминая их отношение к издевательствам старослужащих над молодыми, он пришел к выводу, что армия именно на этом и держится. Офицеров обо всем происходящем в дивизионе извещают некоторые солдаты, которые выполняют роль их агентов. Выходит, что это на руку самим офицерам: они оказывают давление на старослужащих, а те держат в подчинении молодых. Может, так осуществляется контроль над дивизионом? В любом случае это действенный способ держать всех в подчинении и под контролем.
Так это или нет, но иначе Азизов теперь думать не мог. Если сам заместитель командира полка знает об этих издевательствах, что же это тогда такое, если не сверху организованная и оттуда же управляемая структура? Тогда и помощи ждать не от кого и надеяться не на что. Тут Азизов вспомнил про свое письмо министру обороны. Неужели и министр все это знает и тоже молчит? Они говорят о моральном облике советского солдата, но никому в действительности до этого облика нет дела. На словах возносят советского солдата до небес. Такой он добросовестный, честный, достойный пример для подрастающего поколения, хороший и надежный друг. А на деле? На деле все не так. Удивительно, что такая армия еще держится. Азизов слышал от отца, что в пятидесятые годы, когда он служил, ничего подобного в армии не было. Отец служил тогда целых три года. В то время, в самом деле в армии была железная дисциплина, как рассказывал отец. Но были и взаимовыручка, настоящая человеческая готовность помочь более слабому. Куда же все делось? Нет, это не допустимо. У такой армии не может быть будущего, и рано или поздно она рухнет. Такие далеко идущие выводы делал теперь Азизов. Успокаивало ли его это? Может ему становилось легче, когда чувство личной обреченности он переносил на армию, на страну? Что касалось написанного им письма министру, то он был уверен, что письмо до адресата не дошло. Почтальон, который был довольно-таки труслив, мог испугаться, что с него самого потом за это спросят, и не отправил послание. Да, он на такое способен. Скорее всего, так он и поступил, раз никакого ответа до сих пор нет.