Советские войска появились в Иране, как и английские с американскими, во время войны с немцами и их союзниками. Советский Союз особенно интересовался положением дел у южного соседа. А сразу после окончания войны почти одновременно были установле-ны Южно-азербайджанская Социалистическая Республика со столицей в Тебризе в провинции Восточный Азербайджан и Курдская Республика Махабата в провинции Западный Азербайджан. В эти провинции вошли советские войска, чтобы поддержать в них социалистическую революцию. Все это не понравилось американцам и англичанам, которые потребовали вывода советских войск из Ирана. Когда вывели части Красной Армии, а за ними английские и американские войска, обе просоветские республики быстро пали, просуществовав всего несколько месяцев. Иранское правительство устроило жесточайшую расправу над повстанцами. В каждом городе бывших просоветских провинций были установлены виселицы, на которых качались тела бывших коммунистов. Только некоторым удалось сбежать, в том числе и Эсрари: он успел пересечь со своей женой и маленьким сыном на лодке реку Аракс, после чего оказался на территории советского Азербайджана. Дед оставался сторонником коммунизма всю жизнь, однако не скрывал своего разочарования в Советском Союзе.
– Нам говорили, что в Советском Союзе, когда открываешь кран в доме, то идет из него не только вода, но и мед с молоком. А тут даже простой воды часто не хватает, не то, что молока с медом, – жаловался ветеран коммунистического движения в Иране.
Дед считал, что освободить человека все равно не удалось, просто отняли власть у одних и передали другим. А эти своей властью вовсю пользуются. И никакого равенства не удалось достичь: одни слишком богаты, другие слишком бедны. Хотя дед признавался, что все равно этот строй несравненно лучше того, что был и есть в Иране. Эсрари, как и другим беженцам из азербайджанских провинций Ирана, предоставили политическое убежище сразу, однако гражданства не дали. Они всю жизнь так и ходили с паспортом особого цвета, чем отличались от других советских граждан. С местным населением он и его семья слились быстро: одинаковые происхождение, культура и язык помогли им быстро освоиться в новой для них среде. Эсрари хотел, что его сын обязательно учился, получил высшее образование. А сын оказался смышленым, проявлял интерес к учебе, даже научился писать и читать на фарси и арабском у отца, что и определило выбор профессии. Окончив школу, сын Эсрари поступил на факультет востоковедения университета в Баку. Он еще не успел закончить учебу, отец сыграл для него свадьбу: ему хотелось поскорее увидеть внуков. Сын женился на той девушке, которую сам выбрал. После учебы сына Эсрари сразу приняли в аспиран-туру. Прошло не так много времени, как молодой Эсрари стал признанным специалистом по персидской филологии. Арабским он владел также хорошо и уделял ему много внимания, изучал Коран. Своего сына Захида он, став уже профессором в университете, подвигнул на то, чтобы он тоже стал востоковедом и специалистом по фарси, при этом не забывал о важности арабского языка. Профессор Эсрари отдал своего сына в школу, где как иностранный преподавали персидский язык. Для изучения арабского и английского языков отец еще дополнительно нанял учителей. Захид оказался тоже одаренным мальчиком, хорошо учился, старался все освоить. Дома отец занимался с ним еще отдельно. Также хорошо начал сын профессора учебу в университете, на факультете востоковедения. Отец говорил ему, что в советском Азербайджане теперь очень мало осталось знатоков арабского и персидского языков, к тому же знающих Коран. Утере этих знаний способствовало и то, что повсеместно перешли на кириллицу. Он говорил своему сыну, что для изучения классической литературы, истории Азербайджана, вообще Востока, нужно обязательно изучать арабский и персидский языки, знать Коран и традиции. К окончанию школы Захид полностью прочитал Коран на арабском. Но отец повторял, что прочитать Коран один раз – недостаточно. Нужно возвращаться к нему часто. И поступив в университет, Захид, изучая литературные тексты, часто читал те тексты в Коране, на которые ссылались поэты, как советовал ему отец. Чтобы понять Коран нужно было знать еще Новый и Ветхий Заветы, предшествующие ему. Захид одолел Библию за короткий срок и сам после этого стал замечать, что на самом деле лучше стал понимать Коран.
Когда пришло известие о том, что Захида призывают в армию, деда в живых уже не было, а профессора Эсрари эта новость очень огорчила. Захиду ничего не оставалось, как, прервав учебу, после сдачи экзаменов летней сессии, отправиться в армию. И попал он в эту глушь среди песков, при этом сама служба оказалась очень тяжелой и строгой. Как потом выяснилось, это было подготовкой к более суровым испытаниям.
За несколько недель до наступления Нового года Захида и еще пятнадцать его сослуживцев отправили в Афганистан. Им не объясняли, куда и зачем они едут. Только в салоне самолета им сообщили, что они летят в Афганистан, на эту мятежную воюющую землю. В Кабуле они находились недолго; через несколько часов их отправили на военном грузовике в батальон, где они теперь должны были служить. По дороге им попадалось очень мало людей. Захид смотрел и удивлялся: ему казалось, что он попал в далекое прошлое. Он представлял себе, прочитав книги азербайджанских писателей, что и на его родине люди когда-то выглядели также. Только это было давно. А афганские деревни? В каком состоянии были они? Будто время отброшено на несколько веков назад. Захид даже настроение людей в какой-то мере смог почувствовать. Видя советскую машину, люди старались быстрее спрятаться, не попадаться им на глаза. Значит, их боялись. А где же та дружба с афганским народом, о которой так много рассказывали в Советском Союзе? И этому народу действительно нужно было оказать интернациональную помощь? На деле к советским солдатам они относились как к чужакам. Таковы были первые впечатления Захида, еще до того как они подъехали к ограждению. Это был батальон, где он теперь должен был служить.
Прибывших принял сам командир батальона, рассказал, что раз они пришли в эту страну выполнять свой интернациональный долг, бояться им нечего. Нужно служить хорошо, соблюдать дисциплину, быть бдительным на посту, выполнять приказы командиров – и все будет хорошо, через полтора года все вернутся живыми и невредимыми домой, к родителям. И нужно быть смелыми, не позорить имя и честь советского воина. Весь мир смотрит теперь на них. Есть немало провокаторов, они пытаются лить грязь на советских воинов, но это не пройдет, прогрессивное человечество все видит и понимает. После того, как командир узнал о том, что Захид владеет персидским языком, очень близким к афганскому, очень обрадовался: значит, его можно было использовать иногда тоже в качестве переводчика, хотя переводчик в батальоне уже имелся.
Захид попал служить в отделение, состоящее из десяти солдат одной из мотострелковых рот. Младший сержант Хабибуллин, высокий, широкоплечий татарин, был командиром отделения и командиром экипажа бронетранспортера. В переднем отделении бронетранспортера рядом с ним сидел механик-водитель; в их распоряжении был башенный пулемет. А позади, в другом отделении боевой машины, вместе с Захидом находились восемь солдат, вооруженных автоматами, гранатометами и ручными пулеметами.
Жизнь протекала довольно обыденно, как во время учебки. Всюду было тихо и спокойно. После нескольких недель службы Захид успел даже забыть свой страх. Солдаты батальона были дружными; никто никого особенно не обижал. Не было давления и гонений со стороны старослужащих, наоборот, те, более опытные, пытались помочь молодым, объяснить им их ошибки. Хотя попадались и другие, какие-то озлобленные. Те хотели задеть молодых, заставить что-либо делать для себя, а иногда найти повод для того, чтобы побить их. Если это замечали другие, то тут же их останавливали и упрекали за такое отношение к молодым. Бывало, конечно всякое, и за серьезный проступок могли устроить своего рода «суд». Только такое случалось очень редко.