Эдуард устал и продрог, но при этом не чувствовал страха. А ведь прежде он боялся запаниковать, страшился нервной дрожи в ногах и руках, головокружения, боялся потерять самообладание, ударить в грязь лицом. Мрачным взглядом окинул он толпу творцов, собравшихся на площади. Бледные лица, горящие глаза, а в них – страх, дикий страх перед неизвестностью. Он знал: эти люди не желали его смерти. Но другого выхода не видели.
«Боритесь! – взывал к ним Эдуард в день, когда ему вынесли приговор. – Боритесь за своё будущее! Сражайтесь! Вы можете сколько угодно мечтать, сетовать на горькую судьбу, страдать, но ничего не изменится. Действуйте!»
Но, увы, творцы и сами не знали, каким должно быть их светлое будущее. Будущее, полное свободы, будущее без Закона и его непосильного гнёта, будущее, где единственным препятствием для осуществления мечты станет предел человеческой фантазии. И более никаких ограничений и правил. Но ведь они же понимали, что это приведёт к анархии. Не могли не понимать, что все злое, что живёт в умах, тогда вырвется на волю. Безвластие. Беззаконие. Конец этому миру. И почему они так страстно жаждали конца? Эдуард наблюдал за ними с помоста, ему бы, бедолаге, стоявшему со связанными руками под ледяным ветром, обречённому на смерть, себя пожалеть, а он беспокоился за них. Напуганных, растерянных и слабых. Они метались между молотом и наковальней, между властью Закона и мощью создателя. Боялись зеркал и чудовищ, боялись снова оказаться запертыми в гибнущем мире, точно в ловушке, в большой мышеловке. Страх затуманил рассудок. По милости Макинтайра не одно поколение кудесников выросло в страхе, он поселился под кожей, въелся в волосы, жил в глазах, сросся со своими жертвами. Творцы смертельно устали бояться, но никто из них не желал взять на себя ответственность за целый народ, взвалить на плечи непосильный груз, сражаться за лучшее будущее и погибнуть. Нет уж, лучше они принесут его в жертву. И всё же они жалели Милютина, он видел это в их глазах, но ещё они смотрели с надеждой. Он был их избавлением. «Боритесь! Боритесь!» Но нет, нет, куда легче ждать, когда всё разрешится само собой.
В толпе Эдуард не видел друзей. Ни регентов, ни гвардейцев, ни тем более Дамы в чёрном. Они затаились и ждали удобного случая. Они все продумали до мелочей. Но Эдуард тревожился, он знал: чудовища создателя рыскают по всем мирам, желая выследить и сожрать противников новой власти. Только бы с ними ничего не случилось! Только бы они выжили!
Смогут ли они осуществить задуманное? А придёт ли он? Захочет ли помочь? Пожертвует ли свободой, чтобы спасти жизнь Эдуарда? Регенты были уверены в успехе операции, а вот Милютин сомневался. Его ведь уже предали. И неужели что-то могло измениться? Он чувствовал себя опустошённым, выжатым, вывернутым наизнанку. Он устал. О, он ужасно устал, но все же жаждал жить и не верил, что смерть одного человека, его смерть, могла спасти целый мир. Но если Эдуард ошибался? Было ли в таком случае у него право на побег?
***
Красноречию Вильяма Арчибальда Макинтайра стоило позавидовать. Вкрадчивым голосом он говорил о будущем, о свободе и благоденствии, о новом мире, который обещал создать. И творцы не могли отвести восхищённых взглядов от его величественной фигуры, они внимали ему, они его боялись, они признали его своим властелином. Любой бы признал. Может, потому, что Макинтайр искренне верил в то, о чем говорил? Может, потому, что он всё-таки любил свой народ? Но прежде всего он любил себя, превозносил себя. Он был могучим чародеем, он сумел освоить сложную колдовскую науку, превзойти других создателей, многие миры поставить на колени. Вильям Арчибальд считал себя победителем. Он не обращал внимания на ледяной ветер, что трепал его красный плащ и волосы, из-за которого на глаза наворачивались слёзы. Он не стыдился своих поступков, не сожалел о преступлениях, забыл обо всех принесённых жертвах, забыл о девушке, во имя которой совершил переворот. Больше он её не любил, не любил никого, кроме себя. Макинтайр был ослеплён своей мощью, верил в себя и в силу, которую скопил. Удивительную силу. С ней он свернёт горы. Глаза его лучились радостью, создатель упивался страхом подданных, смешанным с восхищением, неуверенностью и робкой надеждой. Народ всегда следовал за самым сильным, народ нуждался в лидере. И он стал им. И пусть он прослывёт тираном, зато жизни его подданных изменятся к лучшему. А он… он будет упиваться славой и могуществом. Целую вечность.