– Незадолго до смерти товарищ Журавлёв восстановил вас в прежней должности и предоставил особые полномочия. Он уведомил вас об этом?
– Нет! Я не получал от него телеграмм, – распоряжение было подписано восьмого мая, десятого Миши не стало.
Лариса нахмурилась.
– В последний рабочий день он оставил на столе ваши вещи, – она достала из ящика стола удостоверение следователя, выданное на имя Э. А. Милютина, его «наган»[3]. Пистолет Лариса на несколько минут задержала в руках.
– Отличное оружие, – заявила она тоном знатока. – Товарищ Журавлёв застрелился из аналогичного пистолета.
Лариса вернула «наган» в ящик стола и закрыла его на ключ.
– Это подарок. Сделанный в 1918 году.
– Ясно. Что же… Насколько мне известно, год назад вы покинули Петроград, отказались от всех должностей и званий.
Ага! Подозрительная! Эдуард решительно встретил её тяжелый взгляд и обезоруживающе улыбнулся. Сердца девушек обычно таяли от одной такой улыбки, но ничто во внешнем виде Ларисы не указывало на повышение температуры. Или хотя бы на симпатию.
– Я ушёл в отставку по состоянию здоровья.
– Выглядите неплохо.
– Удалось восстановиться за год.
– Вы беспартийный, – осуждающим тоном констатировала факт Лариса.
Улыбка сползла с лица Эдуарда. Ну начинается!
– Это не возбраняется.
– Это может стать поводом для подозрений и недоверия. Дело особой важности и, несмотря на ваши прежние заслуги, товарищ Милютин, вас придется проверить на благонадёжность. Учитывая ваше происхождение…
– Оно уже давно ничего не значит, – сердитым голосом заявил Эдуард. – Я здесь потому, что погиб мой лучший друг. И я хочу узнать, что толкнуло его… что заставило спустить курок. Если моих заслуг и связей недостаточно, пожалуйста, вступлю в любую партию. «Кадеты»? Нет, вряд ли… Социал-демократы?[4] Эсеры? Какая вас больше устроит?
Комитет по чрезвычайным делам считался целиком и полностью «красным» ведомством, среди следователей почти не было «бывших», о титулованных и заикаться не стоило. Конечно, Эдуарда считали ценным сотрудником и поэтому закрывали глаза на его происхождение. А ещё его защищал Михаил. Но вот Милютин остался один на один с подозрительными социалистами, и для них он, несмотря на все заслуги, навсегда останется представителем враждебного класса.
Лариса тяжело вздохнула и сменила тактику. Всё-таки новый комиссар, как прежде и Михаил, нуждалась в нём, в лучшем следователе. Она поняла, что не сможет его запугать, надавить на него, а потому решила умаслить.
– Я вовсе не хотела вас обидеть. О вас здесь говорят с восхищением. Как о легенде. На самом деле, я давно хотела с вами познакомиться. Наслышана о ваших способностях и о раскрытых делах. Впечатляюще! – она ему льстила. И неспроста! – Жаль, что нам не довелось встретиться раньше. Вы работали в Петрограде, а я – в провинции. То в Ярославской, то в Нижегородской губернии, в Пскове, в Туле, в Иваново-Вознесенске, в Рязани. Всё ещё скучаю по тем временам… А хотите чай? С вареньем, – либо очаровательная улыбка наконец-то подействовала, либо комиссар Яковлева любила поить гостей чаем, а потом приговаривать к расстрелу. – Так быстрее обсохнете и согреетесь, – она вернула ему улыбку, только та получилась грустной, вымученной.
– Новый метод допроса? – поднял бровь Эдуард. – Располагаете к себе собеседника, усыпляете бдительность…
Она фыркнула.
– Если потребуется, вас допросят другие. Но пока я, как и ваш покойный друг, склонна вам доверять. В этом расследовании вы ничего не потеряете, кроме, разве что, жизни. Впрочем, как и я. Вы хотите узнать правду, и я тоже. Дело о гибели вашего друга у меня на особом счету, разобраться с ним нужно как можно скорее. Поможем друг другу? – в её голосе снова появился холод, но Эдуард больше на неё не сердился. Напротив, она снова притягивала его заинтересованный взгляд.
Он кивнул.
– О чае с вареньем я мечтаю с самого утра.
***
– Думаю, кое-что о гибели Михаила Журавлёва вам уже известно, – заметила Лариса, исподлобья наблюдая за тем, как Эдуард подносит чашку к губам. Тот кивнул. – Следователи уверены, что он покончил с собой. Раз вы здесь, значит, не верите им. И я им не верю. Возможно, они бы и сами себе не поверили, если бы знали подробности. Но настоящее дело товарища Журавлёва засекречено. А расследование нужно для отвода глаз, чтобы отвлечь прессу, в том числе и иностранную.