Что же… этого и следовало ожидать. Мишка во что-то вляпался и за своё любопытство поплатился жизнью.
– Так с чем имеем дело, товарищ Яковлева?
– За последние полгода при странных обстоятельствах ушли из жизни члены Правительства. Пятеро погибших за шесть месяцев. Подробности прочтёте в материалах, которые предоставлю чуть позже, но если в общих чертах…, – она развернула на коленях салфетку и придвинула к себе маленькую вазочку с малиновым вареньем. Хм, похоже, её страстью были борьба с контрреволюцией, огнестрельное оружие и сладости. Прелесть! – Первым стал товарищ Зорин – заместитель народного комиссара по иностранным делам. Выпал из окна, рухнул на мостовую. Подчеркну, выпал из окна своей квартиры. Жил он в полном одиночестве, дверь была заперта изнутри, предсмертная записка отсутствовала. Спустя три недели – товарищ Алексеев – новый заместитель наркома по иностранным делам. Утонул. В собственной ванне. Удивлены? Устроил самый настоящий потоп. Его жена в те дни гостила у матери вместе с детьми, потому что боялись гриппа. Квартира была заперта изнутри, окна закрыты, даже дверь в ванную комнату была заперта. Соседи выбили, когда с потолка начала лить вода. Записку не оставил. Спустя месяц умер товарищ Иволгин – советник наркома по внутренним делам. Он отвечал за национализацию объектов культуры. Принял лошадиную дозу снотворного.
Эти сведения были в газетах, но Эдуард не предал им значения. Ему было хорошо в маленьком уютном мирке «Звёздного», а в это время Миша сражался с очередными врагами Республики. Тьфу!
– Иволгин – беспартийный, остальные погибшие – социалисты. Вот почему за это дело взялся Михаил Журавлёв. Уверен, эти смерти всколыхнули Социалистический блок.
– Не совсем так, – покачала головой Лариса. – Вернее сперва всё так и было, а потом мертвыми были обнаружены либералы. «Октябристы»[5]. Анатолий Игнатьев, возглавлявший Аппарат Правительства, и его заместитель Сергей Феофанов. Первый принял яд. Со вторым всё сложнее… умер от разрыва сердца, хотя, по словам родственников, на здоровье никогда не жаловался. И молодой был, и тридцати лет не исполнилось… И вот теперь… гибель Михаила Журавлёва.
– Он приступил к расследованию после смерти Иволгина?
– Нет, после смерти Феофанова. Но до этого наркомат следил за ходом следствия, товарищ Журавлёв лично изучал материалы, подготовленные милиционерами. Два месяца назад он изъял их и начал собственное расследование. И вот он мертв. А его заместители, помощники и следователи ничего не знают о судьбе материалов того дела. Все документы исчезли.
– Вот почему вы меня ждали и теперь угощаете чаем! Думаете, что Михаил передал их мне, так?
– Может, я угощаю вас чаем потому, что вы мне понравились, – ухмыльнулась Лариса. – И вам повезло. Если бы вы мне не понравились, вас бы уже допрашивали следователи. Дело особой важности, Эдуард Андреевич. Политическое дело. Дело века.
Ах, как пафосно!
– У меня их нет. Я узнал о смерти Михаила от друга и сразу же примчался в Петроград. У меня нет проклятых документов. Не верите?
– Я ещё думаю, – сверкнула синими глазами Лариса.
– Думайте, а я постараюсь их найти.
Она удивлённо вскинула брови, но Эдуард больше не замечал Ларису. Он задумался и полностью ушёл в себя. «Думай! Миша не хотел огласки, поэтому спрятал их. Он что-то узнал. Что-то выяснил, докопался до истины. И раз он восстановил тебя в должности, значит, рассчитывал, что ты их найдёшь. И завершишь это дело. Думай! Ох, следователи уж точно перевернули вверх дном все правительственные архивы, все тайники, хранилища…».
Эдуард постучал кончиками пальцев по поверхности стола и замер.
– Нужно всё отсюда убрать.
– Что? Зачем?
– Нужно кое-что проверить. Не волнуйтесь, потом приведу ваше рабочее место в божеский вид, – Эдуард в очередной раз выдавил из себя ослепительную улыбку, которая обычно сражала женщин наповал. Ларису, судя по всему, она не впечатлила. И, тем не менее, комиссар, не задав более ни одного вопроса, начала убирать со стола вещи: вазочки с вареньем, чайные чашки, стопки бумаг, печатную машинку.