– Тише! Если услышит, приговорит к высшей мере.
Веселовский закатил глаза и убрал медикаменты в саквояж.
– Может, останешься на ужин? – с надеждой спросил Эдуард.
– Спасибо за приглашение, дружище. Но в другой раз. Поздно уже, а Алёна в последнее время особенно тоскует по матери и не может уснуть, пока я не вернусь и не почитаю ей.
– Тогда поспеши. Нелёгкое это дело – быть отцом, – печально улыбнулся Эдуард.
Олег крепко сжал плечо Милютина.
– Будь, пожалуйста, осторожен, Эдуард. Нутром чую, ты можешь вляпаться в мерзкое дело. Лучше уезжай в «Звёздное».
– Не имею права. Ты же знаешь.
Веселовский поджал губы, но спорить не стал.
– Знаю. И всё равно… Что же… сам чёрт с тобой не сладит. Проводи меня до дверей. И куда мой зонт подевался...? Вот незадача!
***
– Всё, пристроила вашего страдальца, – заявила Лариса, когда Милютин вернулся в гостиную. – Его разместят по высшему разряду, приставят охрану. А завтра навестите его и допросите. И пусть ваша совесть угомонится.
– Не обманываете?
– Тьфу! Чего ради? Эх, пора мне. Поздно уже. Куда вы задевали мою одежду?
– Она ещё сушится. Как же вы пойдёте в дождь, с больной ногой?
– А вам какое дело? – огрызнулась она. – И меня пожалели?
– Пожалел. Оставайтесь. Места здесь много, – не подумав о последствиях, выпалил Эдуард.
Лариса бросила на него хитрый взгляд из-под полуопущенных ресниц.
– Вы и доктора остаться просили. Признайтесь, просто не хотите оставаться один в нехорошей квартире, – усмехнулась она, потом ахнула и прикрыла ладонью рот. – Простите! Извините, не знаю, что на меня нашло… Вот я дура! Самая настоящая дура! Меры не знаю.
– Ничего, – пожал плечами Эдуард. – Вы правы. Тошно тут. Это мне впору извиняться, совсем забыл о приличиях.
Комиссар нетерпеливо отмахнулась от его жалких оправданий.
– Решено: остаюсь! – объявила Лариса и плюхнулась на диван. – Я всё же не барышня, о приличиях имею поверхностное представление. А вот о гостеприимстве знаю многое. Надеюсь, утром кофе сварите? Будет славно! А я, так уж и быть, состряпаю что-нибудь. Знаете ли, люблю готовить в свободное от работы время…
Эдуард её не перебивал, она и не думала умолкать. Милютин знал: комиссар пыталась его отвлечь, и в тайне был бесконечно благодарен ей за это.
***
Лариса с удобством разместилась на диване в гостиной, больную ногу положила на пуфик и укрыла пледом. Распущенные волосы, осунувшееся бледное лицо и большие ясные глаза делали её похожей на русалку. И «русалка», особо не церемонясь, перебирала книги, которые Эдуард привёз из «Звёздного». Он никогда не обременял себя вещами: одеждой, обувью и прочим, а вот без книг никогда не путешествовал.
– Все они на иностранных языках…, – погрустнела девушка.
Эдуард устроился рядом, откинулся на спинку и на секунду блаженно прикрыл глаза. Какое счастье, что этот вечер он коротает не в одиночестве!
– Неужели вы всё это прочли? – спросила Лариса.
–Да. «Граф Монте-Кристо» – на французском, «Женщина в белом» – на английском, «Фауст» – на немецком. У Михаила имеются книги на русском, в кабинете. Что вы думаете о «Преступлении и наказании»?
Лариса горько улыбнулась.
– Сейчас я бы предпочла «Отцов и детей». Завидую вам. Знаете несколько языков, получили блестящее образование, – комиссар отбросила со лба прядь волос и устало откинулась на спинку дивана. – А мне… а мне приходится навёрстывать упущенное… Учиться каждый день. И доказывать расфуфыренным, чванливым либералам, что я умнее стула, на котором сижу, что я справляюсь со своими обязанностями.
В голосе звенели тоска и ожесточение. Как её назначение встретили другие члены Правительства? Усмехались в усы, шептались за спиной или в лицо высказывали недовольство? Ох, она их не простит! Ох, она им всем покажет.
– Все мы учимся каждый день. Миша тоже считал, что ему не хватает знаний. Он, знаете ли, сын инженера, его семья жила неплохо, могла позволить себе оплатить обучение единственного ребенка в училище, но он ограничился школой. Революционная борьба привлекала его куда больше, чем учебные книги и лекции. Затем грянула война… Потом Миша ругал себя за неусидчивость и лень. Особенно когда его назначили наркомом. Он приноровился к чтению. И мы с ним занимались… Историей, правом, географией, языками… Его жена тоже слушала. Учитель из меня, правда, неважнецкий…