Девочка несмело улыбнулась и протянула ему ещё одно шоколадное печенье. Но тут же она вскочила и бросилась обнимать Олега, щебетать, делиться своими успехами. Снова превратилась в игривого ребёнка. Всего лишь ребёнка, истосковавшегося по родительской ласке.
Доктор Веселовский стоял, прислонившись к дверному косяку, неловко гладил девочку по волосам и выглядел самым несчастным человеком на свете. Выглядел измотанным и старым, точно ему давным-давно перевалило за тысячу лет.
***
– Значит, удалось их арестовать? – Олег и Эдуард остались в гостиной, а Нина увела Алёну в детскую. Веселовский налил себе полстакана коньяка. Пил он нечасто, разве что после особо тяжёлых операций. Милютин от алкоголя отказался.
– Да, троих. За антиправительственную агитацию. Но это ненадолго. Как ты понимаешь, обвинение притянуто за уши. С точки зрения закона они не преступники, не контрреволюционеры. Они не секта. Но странные… очень странные. Ненормальные. Ничего толком не говорят, смеются. Творцы прекрасно понимают: нам придётся их отпустить. И тогда они возьмутся за старое. – Эдуард обхватил ладонями локти и положил голову на спинку дивана. Он выглядел измотанным, опустошённым, но никак не отчаявшимся. – Цукерман каждый день с ними беседует, пытается понять природу их способностей. Он, оказывается, упрямый. Если ничего не выяснится, придётся их отпустить и извиниться. Мы сами виноваты! Нет у нас нужного закона! И они знают это! Знают, что могут действовать безнаказанно.
– Ты считаешь, они выполняют чьи-то приказы? Думаешь, у них есть руководитель? – спросил Веселовский. – И он хочет захватить наш мир?
– Они молчат, но да, боюсь, они действуют организованно. Чувствую. И всё. Вот только как его вычислить…?
– Если придётся отправиться туда, Эдуард… В выдуманный мир..., – зашептал Веселовский. Он был взволнован, даже напуган. – Даже звучит безумно, честное слово!
– Если придётся, то отправлюсь. А что? Олег, кого ещё туда послать? Я не буду рисковать своими людьми, я не знаю, куда их отправляю, что их там ждёт, как их там примут. Допустим, творцы откроют двери, но как нас встретят на той стороне… Боюсь, не обойдётся без жертв, а половина следователей – семейные, остальные – ещё мальчишки. И без того достаточно крови. Риск слишком велик. И у нас нет плана.
– Ты ведь тоже семейный! Скажешь, нет? А Тата? Она умная девушка, но по сути ещё ребёнок. Оставишь её одну? Знаешь, сколько охотников за остатками вашего состояния сразу же появится на горизонте? Кто позаботится о Тате? А о Лидии и Ване? Ты их всех бросишь? На меня? Как удобно! Тоже мне герой! Стой, ничего не говори! – Олег нервно расхаживал по комнате и бурно жестикулировал. Он выпил лишнее и более не сдерживался. – Знаю я вас! Вы с Мишей два сапога пара, я сразу это понял. Увидел, как вы тащили в госпиталь раненых мальчишек. Сами-то едва на ногах стояли, а их не бросали. И друзей, и тех, кого видели в первый раз. И всегда так! Сначала другие, потом – вы. Но про самых близких вы почему-то забываете. Один уже оставил жену вдовой, а мальчик вырастет без отца. Что мешало Михаилу заниматься кабинетной работой? Ходил бы на совещания, подписывал бумаги. Чем не работа? Чем не служба? В мирное-то время! Так нет же! Всё гонялся за призраками, была б его воля, рисковал бы каждый день. И чем всё кончилось?!
Я-то надеялся, что хотя бы за тебя могу быть спокоен. Поправишь здоровье, может, поступишь на дипломатическую службу, как хотел твой отец, увидишь мир… А ты вернулся сюда и снова…
Милютин заскрипел зубами. Старый друг его без ножа резал. Мучил, а не утешал.
– Думаешь, мне по нраву такая жизнь? Я не хотел возвращаться, – зашипел Эдуард. – И сейчас… желаю только одного: очутиться как можно дальше от следователей и всего, что с ними связано. Не желаю воевать и охотиться на людей. Только деваться-то некуда. Некуда, Олег! Раз уж взялся, нужно довести дело до конца. Я должен узнать, что погибшие замышляли против творцов. Налей и мне, пожалуйста!
Олег усмехнулся и крепко сжал плечо друга, словно говоря «я с тобой». Эдуард почувствовал тяжесть его руки, тепло пальцев и немного успокоился. Олег мог ругаться, мог ворчать, но он всегда принимал сторону друзей. Так было, есть и будет.
– Служба. Долг. Я всё хорошо понимаю. Знаю, что не смогу тебя переубедить, отговорить. Нет у меня такой власти. Но помни, всегда помни, человеческая жизнь такая короткая, такая хрупкая. Мне ли не знать, тебе ли не знать об этом. Побереги себя для другого. Для чего-то большего.