Он не нашёл ни одного творца. Ни живого, ни мёртвого. Не осталось ничего. Ни следов крови, ни обрывков одежды. Они исчезли. Пропали. Тогда-то паника дошла до самого сердца Эдуарда, заставила содрогнуться. Опасный противник, слишком опасный. А нет ничего страшнее, чем невидимый враг. Неуловимый. Могущественный. Милютин видел тени карателей, но не мог за ними угнаться. Он стрелял, они рассыпались, а потом появлялись вновь. Но под конец он стал различать в тенях человеческие лица. Каратели не были чудовищами, они создавали монстров, они были такими же творцами, как и остальные. Только сильными. Очень сильными. Тогда Милютин решил, что больше нечему удивляться, но он ошибся. В одном из многочисленных закоулков он обнаружил Ирину Борисовну. Кругом больше не было ни души, лишь холодные стены. Она лежала на земле, сжалась в комок, как испуганный ребёнок, и беззвучно плакала. Эдуард бросился к женщине, думая, что она ранена или оказалась во власти кошмара. Её остекленевшие глаза смотрели в пустоту и не мигали, из горла вырывались хрипы. Но она затихла, когда увидела Милютина, когда он осторожно перевернул её на спину.
– Это я. Всего лишь я. Я помогу…
Видимых ран не было, не было и крови на одежде, белое лицо женщины, казалось, светилось, руки стали обжигающе холодными. Видя, что она не сможет встать и идти, Милютин попытался её приподнять. Но Ирина Борисовна замотала головой, из горла снова вырвался хрип. А потом её тело засветилось, замерцало, точно бы на неё уселась сотня светляков. Милютин в жизни не видел ничего подобного. Эдуард отпрянул, но светящиеся пальцы потянулись за ним, схватили за рукав, потащили назад.
– Так мы уходим, исчезаем… Здесь мы только гости… гости…
Так вот что случилось с остальными. Они исчезли. Просто исчезли. В висках Эдуарда застучало.
– Вы ранены? Чем… чем же помочь…? – заметался Милютин.
Она помотала головой. «Ничем. Нельзя помочь».
– Да что же это…?! – в бессильной ярости вскричал Эдуард.
– Не оставляйте мой народ. Не оставляйте! – взмолилась Ирина Борисовна. – Спасите! Спасите нас, благословенный! Теперь… теперь… я верю, что моя семья вернётся домой. Вернётся…, – Эдуард подавил вскрик, когда увидел, что пальцы женщины больше не цепляются за его рукав, они исчезли. Она растворялась, гасли огоньки, а он ничего не понимал, не знал, что делать, как это остановить. – Славься… Славься…
Её уже не было, а слова всё звучали, звенели в ушах Эдуарда. Он зажмурился, зажал ладонями уши и думал только об одном: лишь бы выдержать, не сойти с ума. А потом всё повторял и повторял: «это всё ненастоящее. Ненастоящее. Ненастоящее».
– Эдуард Андреевич! Эдуард Андреевич! – его не толкали, не трясли. Кто-то нежно взял его за подбородок. – Эдуард Андреевич!
Он открыл глаза, белое лицо Ларисы было совсем близко.
– Вы целы? Боже, как вы меня напугали! Почему не вернулись?
– Искал их. А они лишь призраки. Только призраки. Ненастоящие. Все они ненастоящие! – твердил он одно и то же, чем ещё больше пугал Ларису.
– Так, нужно выбираться отсюда. Идти сможете? Ну же! Возьмите себя в руки! Мне вас не поднять! Что…?
Молодой человек схватил её и грубо отпихнул в сторону. От неожиданности Лариса упала на землю. Приподнявшись, она проследила за взглядом Эдуарда, не удержалась и вскрикнула от ужаса, потянулась сразу за двумя револьверами. Но страх сковал руки, пальцы ослабли и не слушались, воздух вышел из лёгких. Милютин загородил девушку своим телом. Он не знал, что ей мерещится, что её так пугает. Эдуард же видел человека, высокого, могучего, облачённого в серую, невзрачную одежду, похожую на форму следователей. Он был реальным и одновременно нет, его черты были неясными, расплывчатыми, призрачными. А глаза горели жёлтыми огнями. Он летел, не ступал по земле, приближался, приближался… Эдуард чувствовал и холод, и боль в груди, острую, сильную, и невыносимый звон в ушах, ему хотелось сжаться, слиться с землёй, исчезнуть. Давно, а может, и никогда прежде, ему не было так страшно, настолько страшно, что отнялись руки и ноги.
Им не выжить. Не выжить.