Вспышка, и серое слилось с чёрным. Длинное траурное платье, облако волос, шляпка с вуалью. Она прошла через серого человека. Дама в чёрном. Как проходила сквозь двери и стены. И он рассыпался, исчез и не появился вновь. Она улыбнулась, помахала кончиками пальцев и растворилась в воздухе. Боль Эдуарда унялась так же внезапно, как и появилась. Но он ещё долго не мог подняться на ноги, прижимал к груди Ларису и слушал, как стучит её сердце. Сначала бешено, загнано, потом уверенно, спокойно. Она тоже прислушивалась к нему, не торопила, не задавала вопросов.
Они вернулись вместе. Пожар был потушен. Всё смешалось. Люди и творцы сидели на голой земле, обнимали друг друга, успокаивали, утешали, вытирали слёзы, говорили ласковые слова, предлагали помощь. Эдуард опустился рядом с ними на колени, Лариса пристроилась рядом, положила голову на плечо и тряслась. Милютин сомкнул веки, не хотел видеть творцов, не желал слышать, как они зовут его, как шепчут друг другу с уверенностью, граничившей с отчаянием, повторяют раз за разом: «Благословенный! Благословенный спасёт нас!»
Он понятия не имел, как им помочь.
***
– Вы здоровы?
– Вот поэтому вы мне и нравитесь, Эдуард Андреевич! Мир рушится, а вы справляетесь о моём здоровье. Чувствую себя особенной, – улыбнулась Лариса. Она выглядела измученной, а ещё сердитой, куталась в пиджак Эдуарда и не сводила глаз с реки. Свинцовые тучи, мрачные, пугающие, нависли над Петропавловской крепостью. Сверкали молнии. Скверная погода, под стать обстоятельствам.
– Может, вы, и правда, особенная.
– О, вы мне зубы не заговаривайте! – отмахнулась девушка. – Лучше расскажите, как вы узнали о готовящемся нападении?
– Я же говорил…
– Вы лгали. Уж в этом-то я уверена. Едва ли творцы проболтались на допросе, едва ли они намекнули вам...
– Почему нет? Один из них готов расколоться…
– Нет. Вы лгали. Я за вами наблюдаю. Обманывать вы не любите, а когда приходится, чувствуете себя виноватым. И строите такую физиономию…
– О, конечно! – Эдуард скривился. Он никому не рассказывал о Даме в чёрном и даже с Ларисой не собирался откровенничать. Вернётся ли призрак? Вернётся ли? Или она пожертвовала собой ради них? – Всё дело в моём феноменальном чутье. Не верите? Ха, так и знал. У вас свои тайны, а у меня – свои.
Лариса поморщилась, похоже, вспомнила, как собиралась поверить ему какую-то важную тайну, и побледнела.
– Так уж и быть. Оставим это. Есть проблема посерьёзнее. Завтра я выступлю с докладом на заседании Правительственного комитета, на общем собрании комиссаров. Придётся отвечать на вопросы. Я могу сказать, что все погибшие свели счёты с жизнью. Но меня непременно спросят о причинах. И мне придётся рассказать, что их замучили кошмары. Как бы абсурдно это ни звучало. Пришло время раскрыть все карты. Нельзя тянуть. Слишком много свидетелей: творцы, следователи, прохожие. Есть жертвы среди гражданских. Трое горожан умерли от сердечного приступа. Страшно даже представить, что видели эти бедолаги, – её передёрнуло. – Это угроза безопасности. Мои люди напуганы, а нам нужно защитить творцов. Они не отказались от союза с нами, а значит, твари вернутся. Через неделю откроется летняя сессия Народного собрания. К этому времени комиссариат разработает законопроект. Придётся задействовать все средства, и следователей, и милицию, чтобы выследить преступников. Всех, кто будет навязывать людям иллюзии, будет ждать трибунал. Знаю, либералы выступят против, будут тянуть время, но красные комиссары меня поддержат. Отступать нельзя.
Очередная охота на ведьм. Раскол в Правительстве. Новые жертвы. Жуть!
– Если бы мы могли отправить творцов в Небытие… Решить этот вопрос без расправ. Если бы мы могли договориться с их королём, убедить его отозвать карателей.
– Но мы не можем. А ещё мы не сможем их всех отловить. Это немыслимо! Придется прибегнуть к крайним мерам. Незваных гостей нужно запугать. Это война.
– И вы снова будете рисковать жизнью?
Ларису, похоже, этот факт совершенно не беспокоил. Напротив, она взбодрилась от мыслей о предстоящей охоте.
– Как всегда. Покоя не будет, не ждите. Если революционеры и отдыхают, то только в могиле[1].
– И вам это нравится? – нахмурился Эдуард.
– Нравится? Это работа. Это долг. И свобода.