– Всё в порядке. Я её жду, – на Яковлеву уставились две пары расширившихся от удивления глаз. А потом двери кабинетов распахнулись, и оттуда высыпали секретари-машинистки и помощники комиссаров. Лариса закатила глаза. – Ты можешь быть свободен, Виктор. Татьяна Андреевна, прошу вас, заходите.
Алфёров уставился на девушку, раскрыв от удивления рот. Та бросила на него последний взгляд, исполненный торжества, гордо подняла подбородок и последовала за Ларисой в кабинет. Но как только дверь закрылась, девушка растерялась. Она низко опустила голову и не сводила глаз с носков своих туфель. Лариса выдавила из себя ласковую улыбку.
– Присаживайтесь, не стойте у двери. Не удивляйтесь, Эдуард Андреевич, много о вас рассказывал. Вы похожи на него. – ну, по крайней мере, внешне. Услышав имя брата, Татьяна совершенно оробела. Она присела на самый край стула, глаз так и не подняла, и Лариса, видела, как вздрагивают плечи девушки. – Меня не нужно бояться.
– Простите, я не знала, что вы принимаете только по вторникам. Я приехала только вчера…, – заговорила Татьяна. – Прошу, помогите! Никто ничего не говорит! Неужели никто не знает, что случилось с моим братом? Милиционеры отправили меня к следователям, а те… Я весь день ходила из кабинета в кабинет, и никто не объяснил толком, при каких обстоятельствах исчез мой брат, какие предприняты меры. Они даже не сказали, заведено ли дело, ищут ли Эдуарда, ищет ли его хоть кто-нибудь. Или уже нашли, или он погиб…, а мне не говорят, ничего не говорят! Но по закону они должны сообщить, я его единственный родственник! – кажется, девушка совершенно отчаялась. – Я сказала, что буду жаловаться самому комиссару, если мне не скажут…
– Я понимаю ваши чувства, Татьяна Андреевна. Ваш брат выполнял секретное задание, понимаете? Поэтому следователи не могут ничего рассказать. Исчезновение Эдуарда Андреевича связано с расследованием. Заверяю вас, мои люди прилагают все усилия. – Набор пустых фраз. Ларисе и самой стало тошно от этих слов. Она ничего не могла обещать, не могла обнадёжить. Как ни хотела.
– Секретное дело…, – Татьяна побледнела, её сцепленные в замок пальцы слегка подрагивали. – Он хотел узнать причину смерти друга. Сначала Михаил погиб, а теперь и Эдуард пропал. Нельзя было его отпускать. – прошептала девушка, обращаясь скорее к себе, чем к комиссару. – Нельзя. Я ведь знала, знала: добром это не кончится! Нельзя было его отпускать.
Лариса опустила глаза.
– Мне очень жаль! – что ещё она могла сказать?
– Не нужно было вас беспокоить. Какая я глупая! – надежда покинула, казалось, покинула Татьяну. У неё было столь обречённое выражение лица, что Лариса невольно поёжилась. У отца было такое же лицо, тот же взгляд, когда Арсения приговорили к смертной казни. Горе. Опустошение. – Спасибо вам! А вы такая, какой он вас описывал, – робко добавила девушка.
– Что?
– Эдуард писал, что вы строгая, но справедливая. И… очень красивая, – она слабо, подкупающе улыбнулась.
– О чём ещё писал ваш брат? – прошептала Лариса.
– Не думайте, он никогда не рассказывал о работе, – поспешила заверить комиссара Татьяна. – Никогда. Эдуард писал реже, чем я того хотела. Раньше было иначе, раньше он всем со мной делился. Или, по крайней мере, с отцом.
– До войны?
– До войны. Вы знаете…
Безотчётно Лариса потянулась к Тате через стол, вся обратилась в слух. Она жалела, что не задавала Милютину вопросы, что не пыталась узнать о нём побольше. Возможно, она опоздала, возможно, момент был упущен.
– Раньше Эдуард не запирался, не прятался от нас. Но после войны всё изменилось. Брат не хочет, чтобы мы видели, как он страдает. Ему нужно время, чтобы нацепить на себя улыбку.
«Конечно, такие губы созданы для улыбок. У Эдуарда были морщинки у глаз, прежде он часто смеялся». Перед Ларисой он предстал совсем другим. Спокойный, внимательный, любезный, в глазах – ни искорки веселья. В минуты сильного волнения он прятал за спиной дрожащие руки, не хотел, чтобы кто-то заметил его слабость и пожалел. Лариса не сводила глаз с Таты, взгляд внимательный, пальцы сцеплены в замок. Этим она себя и выдала, чрезмерным вниманием, подозрительным вниманием. Татьяна улыбнулась уголками губ. Загадочно. Она всё спланировала, расставила сети, проверяла какую-то свою теорию. Что Милютин написал сестре? Кем она считала Ларису? Кем считал её Эдуард? Яковлева нахмурилась и откинулась на спинку стула. Тата поняла намёк.