– Я могу надеяться, что меня будут держать в курсе дела? Мне ведь сообщат… хоть какие-нибудь новости? Не будут скрывать, если найдут Эдуарда мёртвым?
– Я не стану о вас ничего скрывать. Я понимаю ваши чувства, уж поверьте. Скажите, Татьяна Андреевна, где вы остановились? Если в квартире Михаила Журавлёва, то покиньте её. Оставаться там опасно.
В глазах Таты вспыхнул интерес, и Лариса скрипнула зубами. Вряд ли девчонка осознавала, что может попасть в переплёт.
– Я всё поняла, – Татьяна вся сжалась под пристальным, сердитым взглядом комиссара. – У меня остались подруги в Петрограде.
– Попрошу кого-нибудь из следователей вас отвезти. Так будет надёжнее.
Виктор как раз околачивался у двери с ещё одной кипой документов. Юноша опасливо покосился на Татьяну, та нахмурилась и глядела на него исподлобья.
– Эти документы Эдуард Андреевич перенёс в свой рабочий кабинет незадолго до исчезновения, – пояснил Виктор. – Вы просили приносить всё.
– Да, благодарю. Товарищ Алфёров, отвезите Татьяну Андреевну, куда она скажет.
Юноша заметно побледнел, похоже, сестра Эдуарда, красивая и строгая девушка, произвела на него впечатление. Он бы с радостью отказался, так как страшился оставаться наедине с благородной барышней, боялся сказать или сделать глупость. Но комиссара он боялся сильнее, поэтому спорить не стал.
Когда Виктор и Татьяна ушли, Лариса взялась за новую порцию документов. Среди них была и толстая книга, работа Фёдора Зорина о Небытии. Из неё Эдуард черпал сведения о Мире, Которого Нет. Прикоснувшись к обложке, Яковлева почувствовала, как теплеют пальцы и… слегла покалывают. Она раскрыла книгу на первой попавшейся странице, и руки стали непривычно горячими. Бумага под ними была желтой, шероховатой, испещрённой странными символами. Но стоило Ларисе дотронуться до них, как знаки превращались в буквы, и она улыбалась, как в детстве, когда ещё верила, что сказка непременно оживёт по её желанию. В книгу Эдуард вложил и свои записи, десятки листов были исписаны его аккуратным почерком, его предположениями, теориями, замечаниями и комментариями.
«Всё в Небытии подчиняется Закону – некой скрытой силе, которая не имеет формы. Закон запрещает желать зла другим людям и воплощать свои фантазии в реальность. Закон запрещает воплощать мечты других людей в реальность за плату. Закон запрещает контролировать чужой разум и заставлять человека жить в мире его иллюзий.
Все миры Небытия имеют право на существование, но миры кошмаров должны быть изолированы от остальных,» – выдержки из книги.
«Творцы покидают Небытие потому, что Закон по какой-то причине перестал действовать, и миры кошмаров сблизились с остальными. Творцы знают, что им запрещено мучить людей и обманывать их, создавая иллюзии. По Закону их должны наказать каратели. Но кто-то убедил карателей перейти на сторону творцов.
Нужно найти их лидера. Нужно найти лидера.
Для чего им армия порабощённых? Для чего? Они хотят изменить Закон, захватить наш мир, защититься от чего-то? Нужно выяснить, на каких условиях был заключён договор между царским правительством и королём Небытия. Нужно узнать, какую роль в мире творцов играют художники,» – комментарии Эдуарда.
Неспроста он перенёс их в рабочий кабинет! Чувствовал, что время на исходе? Чувствовал, что за ним идут? Откуда? Ему угрожали, а он никому не рассказал, за ним следили? Хм… или Милютин просто знал, что это случится. Как знал, что каратели нападут на творцов. Откуда у него такие способности?
Может, уже и неважно… Если Эдуард погиб, то какая разница, как он мог… И всё равно Ларису распирало от любопытства. Будь оно неладно! Она корила себя за то, что умудрилась привязаться к Милютину, что подпустила его к себе так близко, за то, что не позволила подойти ещё ближе. Теперь она никогда не узнает… Несправедливо это всё! Ларисе часто говорили, что она жестокая, злая, холодная, что она приносит несчастья, что идёт к своей цели, не думая о других, не жалея. И она смирилась с этим, ей было нечего возразить. Она осталась жива, а Эдуард, возможно, умер. А ведь он был добрым, в нём не было жестокости, он не мог спокойно смотреть на страдания других людей. Нельзя ему было оставаться среди следователей, нельзя было идти на поводу у друга. Добрый. Ему бы забыть все ужасы и просто жить.