– Даже наш Закон не может быть совершенным. Но он призван оберегать всех нас. Небытие нуждается в преобразованиях, но найти верное решение может только благословенный. Тот, кто лишён дара, приведет всех нас к гибели, – пояснила Сюзанна.
– Я должен узнать больше. Всё о восстании, о его лидерах. Всё, что вы знаете. Чтобы… чтобы помочь. Я постараюсь помочь. Обещаю.
– О, – обрадовался Арман и хлопнул в ладоши. – Вы узнаете.
Глава 9. Часть 2
Эдуард напрочь забыл о своём обещании и глядел по сторонам, раскрыв от удивления рот. Ничего подобного он не мог и вообразить, увидеть во сне или в бреду. В волшебном городе уже давно не вставало солнце, а по дорогам клубился белый и холодный туман. Землю освещали звёзды, невообразимо яркие и на редкость близкие. В небо рвались башни, стеклянные пирамиды, каменные маяки, дома странной конструкции с сотнями комнат. Они соседствовали с шалашами, аккуратными кирпичными домиками, с хатами, землянками, теремами, дворцами. Там росли стеклянные цветы и деревья с золотыми монетами вместо листьев. Небеса бороздили воздушные шары, неповоротливые дирижабли, самолеты, быстрые-быстрые. Арман сказал: «они летают сами, без пилотов». Люди передвигались пешком, на носилках, в каретах, на автомобилях. Кругом было столько людей! Их глаза горели разноцветными огнями, волосы у них были чёрные, золотые, огненно-рыжие, кожа – белой, как снег, чёрной, жёлтой и красноватой. Одежда самой разнообразной, она не принадлежала какому-то конкретному времени или народу. Женщины здесь могли носить и платья в пол с длинными шлейфами, брюки и юбки, едва прикрывавшие колени. Эдуард старательно отводил взгляд. Мужчины носили лохмотья с достоинством царей и выглядели несчастными в королевских мантиях. Это напоминало спектакль, странный, безумный, красочный. Арман и Сюзанна тянули его за собой, а творцы провожали его жадными, любопытными взглядами. Какая-то девушка, не поднимая светящихся глаз, протянула ему белую розу, кто-то надел на его шею ожерелье из белых цветов. Белый – цвет благословенного. Они радовались, думали: он пришел спасти их. А Эдуард не знал, как поступить, да, он был очарован, а ещё потрясён, сбит с толку.
– Всё, о чём когда-либо мечтали люди, всё, что они придумали. Всё это нашло воплощение здесь, в Небытии. Приглядитесь… и вы увидите… чужие мечты, – Эдуард проследил за взглядом Сюзанны и ахнул. Зеркала. Повсюду были зеркала. Люди их не замечали, проходили сквозь них и даже не морщились. Колдовские зеркала. В них не отражались ни улицы, ни дома, ни прохожие. В зеркалах было нечто другое. Женщина, державшая на руках ребёнка, парочка новобрачных, принимающих из рук родителей каравай хлеба, старик в окружении детей и внуков, богач, пересчитывающий деньги… Это ведь не галлюцинации, нет? Всё было таким настоящим! Звон монет эхом отдавался в ушах Эдуарда, он чувствовал тепло любящих рук, уверенность в себе, облегчение, надежду. Точно бы снова возвращался домой с фронта, точно бы услышал, что в Германии произошла революция [1], что война должна закончиться [2], что они вернутся… вернутся на Родину.
– Мечты у всех разные. Полюбить, быть любимым, здоровым, счастливым, богатым, успешным, иметь семью, иметь… всё, всё, что душе будет угодно! Только бы не было беды! А беды у всех разные. И страхи. – Сюзанна заставила Милютина повернуться в другую сторону. И там, у стеклянных стен, стояли ряды призрачных зеркал. Эдуард вздрогнул, отшатнулся. В них отражалось небо, почерневшее от дыма, глубокие сугробы, кровавые разводы на снегу, яркие и чужеродные, груды сваленных тел. Тел. Они стали просто телами, его товарищи. А многих он никогда и не знал, видел первый и последний раз, когда они падали под градом пуль, так легко. Травинки и то казались прочнее. Страх, страх, въевшийся в кожу, точно зола или грязь, забившийся под ногти, укоренившийся так прочно, что не вывести. Страх смерти, преследовавший даже во сне, и тогда реальный. Страх не только за себя, но и за других. Вина, агония, ярость. Крик, бьющийся в горле, не находящий выхода, извечные вопросы: «Почему? Неужели мы звери, а не люди?». Вот Милютин снова в Звёздном, в своей комнате. Всё позади. Распахнуты окна, а ему всё равно не вздохнуть. И не видит он ни зелёной листвы, ни яблоневых цветов, ни синего небо. Только кровь, трупы. Не слышит пения птиц, детского смеха, только стоны, вопли и ругательства. Повсюду кровь, и на его руках тоже. Боль, опустошение. Бьется он, как птица в клетке, и не избавиться от видений. Не уйти. Лишь смерть кругом. Одна только смерть.