– Напрасно вы смеётесь. Семья у вас уже есть, Эдуард Андреевич.
Милютин остолбенел. Нет! Быть того не может! Что они наделали?!
– Где они, мои гости? – впервые за этот безумный день голос Эдуарда дрожал от страха. – Да разве я их найду? Здесь столько залов! И все они одинаковые! Куда идти? Направо? Налево? Я найду дорогу только через тысячу лет, и тогда будет уже поздно!
– Это ваша Башня. Ваш дом. Если кто здесь и заплутает, то только не вы.
Трясясь от нетерпения, Эдуард пошёл вперёд, пересёк один зал, другой. Двери открывались сами, одна за другой, появлялись из ниоткуда, как по волшебству возникали лестницы. И он просто шёл, нет, почти бежал, а заколдованный дом «думал» за него.
Они, и правда, ждали Эдуарда. Его близкие. Дверь открылась, и они, все разом, бросились к нему, обнимали, что-то спрашивали. Милютин больше не верил ни глазам, ни ушам, не мог пошевелиться, вымолвить хоть слово. Он был потрясен. Отец, живой и здоровый, точно помолодевший, улыбался в едва тронутые сединой пышные усы. Таким он был до войны. Мать такая же красивая, как в годы его детства. Светлые волосы, глаза серые, как у него, ласковые. Длинные белые пальцы, унизанные кольцами, вздёрнутый нос. Эдуарду она показалась маленькой и хрупкой, не сломать бы. Ах, она же умерла такой молодой! Умерла… И вернулась? Тата бросилась ему на шею и повисла, болтая ногами. Старая привычка сестрицы. А маленькая Лиза подходить не смела, жалась к ногами отца, стеснялась. Две косички – совсем светлые, огромные голубые глаза. Тоже живая… Мишка смеялся и махал рукой, а рядом его счастливая жена, державшая на руках сына. И все-все, все они были здесь! Олег разливал шампанское по бокалам, его сослуживцы так и норовили что-то утащить со стола. Конечно, они такой еды и не видели.
Они умерли, как забыть об этом? Но могли ли воспоминания быть такими реальными? До самой последней мелочи: до морщинок отца, до ямочек на щеках матери, до красного банта на шее Лизиного плюшевого зайца, до Мишиного шрама над бровью, до сломанного в нескольких местах носа их сослуживца Василия. Они были такие живые, они говорили, дышали, смеялись, у них были теплые руки, светящиеся радостью глаза. Может, те, кто умирает, попадает сюда, в Небытие? Может, здесь он встретит тех, кого потерял, тех, кто пострадал из-за него? Сможет объясниться, попросить прощения? Может, они никуда не уйдут? Не уйдут же? Куда им теперь? И впереди у Эдуарда целая вечность с теми, кого он любит. Не такая уж и плохая доля, раз здесь они живы. Он больше не будет огорчать отца молчанием, напротив, будет говорить и говорить, покажет матери и Тате самые красивые миры, пусть выберут себе любой, будет читать Лизе сказки (в библиотеке Белой башни было море книг, никто не мог их сосчитать. Хватит на тысячу лет). Будет спорить с Мишкой о социализме и революции. Заново узнает всех своих друзей и забудет, забудет, как они умерли, как однажды не вернулись в их землянку, были потеряны навсегда, не осталось после них даже фотокарточек. В этом мире они будут вечно живыми и заниматься тем, что делали до войны. Вася станет шить сапоги, Пётр пойдёт учиться в школу, как и хотел, исполнится мечта Игната жить в большом городе. Они же никуда не уйдут, правда?
Не уйдут.
И Эдуард потерял счёт времени. День прошёл? Два или три? Неделя? Никто его не беспокоил, лишь иногда приходила Аделаида. Солнце ни разу не взошло, за окнами шел снег, похожий на пепел. Но в Башне было тепло, в камине ревело белое волшебное пламя, горели десятки белых свечей. Его близкие уходили и приходили, занимались своими делами, вместе с ним осматривали залы Башни, Тата и Лиза со смехом носились по коридорам и катались по перилам лестницы, пугали молчаливых слуг. Отец помогал Эдуарду разобрать старые, очень ветхие бумаги его предшественника. Мать обнаружила в дальнем углу библиотеки карты Небытия, десятки карт разных миров. Пётр пытался читать, а Миша тыкал его в бок, стоило бедняге сделать ошибку. Лидия бодро командовала слугами, заставила их избавиться от пыли, открыть все окна, сменить гардины. Все вместе они собирались только за ужином, а потом каждый снова возвращался к делам. Но Эдуард не мог желать ничего иного, не мог поверить, что можно быть ещё счастливее. Если он уйдет, то больше никогда их не увидит. И Милютину казалось: он не скучает по прошлому. А было ли оно, это прошлое? Быть может, он спал, а теперь проснулся? Старый кошмар сгинул, рассеялся, исчез. И на его смену пришла реальность. Может, он всегда жил здесь? А если нет, что он потерял, переселившись сюда? Все, кого он любит, были с ним. Все ли?
Не было её. И Эдуард ждал, когда она придет. Придёт ли? Вдруг она ему пригрезилась? Каждый день он искал её в белых залах, нет-нет, а вдруг где-то мелькнёт рыжая коса. Где же она, где? Пусть она тоже придёт, пусть она будет настоящей. И Лариса пришла, казалось, спустя вечность. Появилась. Строгая, мрачная, прежняя. И больше не о чём было мечтать. Теперь Эдуард мог всё ей рассказать, признаться. Вместе бы они спасли этот мир, он ведь постоянно думал об этом, как спасти свой мир, как сделать его лучше. Лариса ему поможет, Лариса всё знает. Лариса будет править железной рукой. Станет его белой королевой. Но почему она не улыбалась? Почему не обнимала его? В её взгляде не было ничего, кроме сострадания. Не было в нём того, чего он желал, радости и любви. Хотя бы симпатии. Жалость. Вот что он видел. А потом она бросила яростный взгляд на его родных, злой взгляд. Сошлись на переносице её рыжие брови, глаза сощурились, пальцы больно впились в его запястье. Наверное, его близкие не ожидали увидеть Ларису такой. Эдуард ведь столько им рассказывал, постоянно о ней говорил. Они тоже её ждали. Почему она не радовалась? Почему сердилась?