Реальность. Реальность. Эдуарду она казалась пугающей. Такой же чужой, как и Небытие. А ведь всё здесь было ему привычно и хорошо знакомо. Он находился в самом сердце родной страны. Солнечные блики играли на воде, ослепительно сверкал купол Исаакиевского собора. Там Стрелка Васильевского острова, вдали – Петропавловская крепость. Он – дома, среди своих. Или уже нет? Где его место? Может, в Небытии? Но от одной мысли о возвращении в Белую башню Эдуарда бросало в дрожь. Так что же делать? Придёт время, и творцы смогут вернуться домой. Но будут и те, кто пожелает остаться. Как объяснить им, что они не должны околдовывать людей? Хватит ли у него сил?
Цукерман крепко сжал его плечо, не зная, как утешить.
***
Лариса только что вернулась из Таврического дворца [2], где проходили заседания Народного собрания. Их посещали и комиссары, когда рассматриваемые вопросы касались деятельности их ведомств. Яковлева вместе с наркомом юстиции присутствовала на обсуждении проекта судебной реформы. Вернувшись в Зимний дворец, она только и думала, что о подготовке Уголовного и Гражданского кодексов, создании комиссий для рассмотрения трудовых споров и имущественных споров между предприятиями. Погружённая в свои мысли, она не заметила сэра Макинтайра и остановилась только тогда, когда он тихо позвал.
– Миледи!
Вильям Арчибальд выглядел уставшим, осунувшимся, чересчур бледным. Глаза, тёмно-зелёные, горели лихорадочным огнём. Уж не заболел ли? Лариса не знала, чем он занимался. В последнее время она довольно редко встречала его в коридорах Зимнего дворца, где прежде иностранец целыми днями слонялся без дела. На этот раз Макинтайр был, по всей видимости, доволен её внешним видом и ослепительно улыбнулся.
– Миледи выглядит … утомлённой, – заметил он, и Лариса принуждённо улыбнулась. – А мне, увы, нечем вас порадовать. Нет новостей о Леди в чёрном. Но я продолжаю надеяться… и наслаждаться видами… дворцами и мостами вашей столицы. Город Петра, хоть и гораздо моложе Эдинбурга, Лондона и Парижа, всё равно прекрасен… Ещё я побывал в Петродворце и дворце Екатерины, теперь туда всех пускают…
– Советую посетить Кунсткамеру [3], там вы увидите много диковинок, – как всегда, Яковлева хотела поскорее избавиться от шотландца. Макинтайр согласно закивал.
– Боюсь, вскоре мне предстоит вернуться на Родину… и я не успею побывать… везде. Кто знает, вернусь ли я…, – лицо Вильяма Арчибальда приняло задумчивое и печальное выражение. – Знаете, миледи, здесь так много прекрасных портретов, чудесных картин. Я бы с радостью потратил все свои средства, выставил бы на продажу родовые замки, которым сотни лет, лишь бы собрать их. Удивлены? Я … заядлый… коллекционер.
Лариса нервно переминалась с ноги на ногу и поудобнее перехватила тяжёлые папки с документами. Она мечтала избавиться от болтливого иностранца, который отнимал её драгоценное время, и уже подобрала резкие слова, как Макинтайр выдал.
– Я готов отдать любые деньги, если на глаза попадаться… попадётся творение создателя, – он очаровательно улыбнулся, пусть глаза и остались холодными, словно подсвеченными изнутри колдовским зелёным огнём. Лариса прищурилась, свечение исчезло. Возможно, ей всего-навсего показалось. И немудрено, она так устала. Устала. – Удивлены? У моих родных сложные отношения с творцами… Но я всегда восхищался их культурой, правилами, церемониями. Церемонии, миледи, часть жизни творцов. Нам они казаться… кажутся странными, но без них Небытие перестанет существовать. А создатели и вовсе восхищают меня, поражают. Они гениальны, могущественны, но больше всего на свете мечтают быть обычными людьми. Хотят, чтобы их любили. По-настоящему.
Резкие слова застряли у Ларисы в горле. По коже побежали мурашки. Ох, не нравился ей этот странный разговор!
– Какое отношение это имеет к нашему делу, мистер Макинтайр? – сухо спросила она.
– Самое прямое, миледи! Мистер Милютин считать… считает, что наш злодей – создатель. И чтобы поймать преступника, мы должны его понять. Создатели мало похожи на других творцов, они совсем как люди. Живут в нашем мире, ищут свой путь. Но никогда не смогут они выжить без своих рисунков, даже если захотеть… захотят, даже если добровольно откажутся от своей силы. Рано или поздно они не устоят, начнут создавать портреты. Они могут вызвать любые эмоции, заставить восхищаться собой, любить себя, но эти чувства будут ненастоящими. И знаете, что страшно? Немногие создатели это понимают. Принимают обман за правду. Но рано или поздно их сердца разбиваться… разбиваются. Что же до тех, кого создатели подчинили…, несчастные далеко не всегда возвращаются к нормальной жизни.