Вильям Арчибальд сверлил её взглядом, а Лариса молчала. Её лицо осталось бесстрастным, точно бы слова шотландца не имели к ней никакого отношения, словно она никогда не была связана с творцами. Лариса не выказала волнения или страха, хотя речь Макинтайра её взволновала. Под его пристальным взглядом захотелось съёжиться, но она наоборот расправила плечи и вскинула подбородок, встретила опасность лицом к лицу, как и привыкла. Ларису можно было вывести из равновесия, но она бы ни за что в этом не призналась. Разве мог глупый, навязчивый франт знать, кто она такая и что она сделала? Разве мог?
Неужели…?
И она содрогнулась от ужаса.
***
Дождевая вода заливала стекло. Лариса стиснула руль так сильно, что заболели руки. Она старалась сосредоточиться на дороге, дождевых каплях, барабанящих по крыше автомобиля, на прохожих, сжавшихся под дрожащими от ветра зонтами, на преждевременно зажжённых фонарях, но думала совсем о другом.
Создательница. Глупое название! Но Лариса, и правда, создавала. Свои сказочные миры, куда убегала едва ли не каждый день. Где пряталась от скучных и серых будней Петербурга, завываний холодного ветра, сугробов, унылой жизни. В её мирах всегда светило жаркое солнце, цвели цветы, в её мирах всегда улыбались. Вместе с братом она качалась на качелях в облаках и гостила в доме, построенном на гигантском дереве. Арсений был недоволен, он боялся высоты. Но, в целом, в мирах Ларисы ему нравилось. Там брат прятал запрещённые книги, а порой и оружие, там он мог без боязни делиться мечтами о свободе, революции и социализме, планами на будущее, жаждой борьбы. И дар сестры вовсе не казался Арсению опасным, жутким. Он принял его, как данность, свыкся с ним и даже восхищался им. Но однажды…
Лариса всего лишь хотела, чтобы Арсений вернулся домой, хотела спасти брата. В день, когда его приговорили к смерти, рыжие волосы их отца побелели. Он сказал, что брат совершил преступление, что по его вине погибло несколько высокопоставленных чиновников. Но Лариса помнила, с каким пылом Арсений говорил о свободе, и вовсе не считала его убийцей. Она ещё не понимала, что далеко не всегда цель оправдывает средства. Видя слёзы отца и не зная, как его утешить, Лариса думала только о возвращении Арсения. Всю ночь она просидела, как на иголках, за окном кружила метель, рассвет неумолимо приближался, и девочка чувствовала себя совершенно беспомощной. И тогда она принялась рисовать, из-под её карандаша вышел десяток рисунков, и в каждом из них Арсений возвращался домой, его отпускали и больше не преследовали.
И на следующий день он вернулся. Бледный, как смерть, измученный, в синяках, со следами наручников на запястьях, с ужасом в глазах. И боялся он её, Ларису. Арсений рассказал, что ему просто-напросто позволили уйти, отпустили и тут же о нём забыли. Но он видел страшное. Все, кто его охранял, сошли с ума. Они забыли не только об Арсении, но и обо всём остальном, забыли свои имена, своих близких, они ничего не понимали и стали совершенно беспомощными, кто-то сломал их, уничтожил. И Арсений обвинил во всём сестру. Отец тогда решил, что юноша лишился рассудка, так жутко он выглядел и говорил совершенно безумные вещи.
– Это сделала она, она! Я знаю! – твердил брат, а Лариса стояла молча, дрожа от потрясения и страха, но дерзких глаз не опускала. – Она опасна! Она свела их с ума! Их всех! – девочке хотелось кричать, что она сделала это не нарочно, она не знала, что случится подобное несчастье. Она не хотела никому вредить, только надеялась спасти Арсения. Но Лариса так ни слова и не сказала в своё оправдание. Она надеялась, что брат, который так сильно её любил, был ей преданным другом, носил на руках, покупал леденцы и читал книги на ночь, с которым она привыкла всем делиться, которого пустила в свой выдуманный мир, дорогой брат, её поймёт. Поймёт, что она не хотела ему зла. Вот только увиденное сломало Арсения, напугало так сильно, что он больше ни о чём не мог думать, кроме своего страха. Страха перед способностями сестры.
– Если она сделала это с ними, на расстоянии, что она может сотворить с нами!? Она опасна! Ведьма!
Разумеется, отец ему не поверил, решил, что бедняга тронулся умом.
– Покажи ему! – требовал Арсений от Ларисы. – Покажи, мерзкое отродье, на что способна! Я ведь не лгу и не выдумываю!
И она не стала отрицать, показала. Тогда Лариса нарисовала цветы, тюльпаны, которые по весне доставал для неё брат. Зимой найти их было практически невозможно. И цветы ожили, обрели цвет и форму. Бутоны были нежные-нежные, ещё не раскрывшиеся. Глаза отца расширились, сперва в них было сомнение, потом удивление и, наконец, потрясение. И в тот момент словно пропасть пролегла между Ларисой и её родными. Как она была на них похожа! Белая кожа, синие глаза, волосы рыжие, как и у брата. И при этом она была совсем другой, чужой им. По-настоящему одинокой. И Лариса уничтожила все рисунки и запретила себе создавать новые миры. Больше всего на свете она хотела быть такой же, как отец и брат, хотела, чтобы её любили. Макинтайр был прав: Лариса мечтала быть обычным человеком, которого понимают и не боятся.