– Ты огорчен, и поэтому так говоришь, – подметил Веселовский прежним, ворчливым и поучительным тоном. – Дать умереть мальчишке, у которого жизнь только-только началась? В своем ли ты уме? Если бы у меня была сила создателя, я умер бы, но изменил будущее и спас всех тех мальчишек! И ты, я уверен, хочешь того же самого! Только нет у меня этой власти! Ничего нет, кроме чёртовой вечной жизни, каждый миг которой сводит меня с ума! Ты не можешь себе представить, как долго она тянется! У меня даже семьи нет, и сын мой умер совсем маленьким! Думаешь, я собирался испортить тебе жизнь? Неправда! Я дорожил и тобой, и Мишей, как своими детьми!
– Ты оставил свой народ, и из-за тебя погибло столько людей!
– Потому что я не справился? Я не сбегал, меня отпустили, как того требовал Закон. Мне позволили жить в твоем мире и искать преемника. Я бы хотел, чтобы моё место занял не ты, но раз уж так вышло… Ненавидишь меня? Сейчас возненавидишь пуще прежнего! – вздохнул доктор. – Я ото всех скрыл правду о тебе, хотел, чтобы в своём мире ты прожил как можно дольше. Видишь, к чему это привело? Я никому не рассказал, даже Михаилу, хотя он искал благословенного. И только благодаря мне он тебя не вычислил!
Этого-то Эдуард и боялся. Подозревал, но не желал верить.
– Понимаю. Ты позволил ему умереть, не предупредил об опасности, не пришёл на помощь. Вот только он обо всем догадался, поэтому хотел вызвать меня в Петроград! Просто не успел, не успел… Но оставил распоряжения. Если бы я не приехал сам, Лариса послала бы за мной следователей. От судьбы не уйдёшь, Олег. Но если бы ты не вмешался, жертв было бы меньше. Больше мне нечего сказать.
– Постой-постой! – испугался Веселовский. – Что ты задумал?
– Буду расхлёбывать кашу, которую заварили ты и твои подданные. А потом пусть они запрут меня в Башне или где-нибудь ещё. Возможно, через тысячу лет я буду мечтать только о побеге, о свободе, к которой рвался ты. Она ведь дает столько возможностей, эта свобода. А самая главная из них: принадлежать только себе, быть творцом собственной судьбы, отвечать за себя. И жить, как вздумается, в настоящем, реальном мире. Могу понять тебя, Олег, только не хочу. Пока я не в силах тебя понять.
– Эдуард, я могу представить, что ты сейчас испытываешь, но…
– Тогда ты должен понимать, что нет никаких «но»! Никаких! – Милютин поднялся, и когда Олег последовал за ним, сорвал с постели одеяло, завернулся в него и направился к выходу.
– Да ты с ума сошел! Сошел с ума! Остановись, Эдуард! В таком состоянии! В таком виде! Доведешь себя до могилы! Стой! Остановись, прошу тебя! Никуда ты не уйдешь! – Олег не отставал ни на шаг, то и дело тянул Милютина за одеяло, пытался остановить, перекрывал дорогу. Эдуард с каменным лицом продолжал путь, высоко поднял голову и тащил одеяло, точно королевскую мантию. Он преодолел коридор и спустился вниз по лестнице. Все оборачивались и глазели на него, пациенты перешептывались, врачи и сёстры неуверенно косились на Веселовского и не знали, что предпринять. Эдуарду же, пусть он и не подавал вида, хотелось кричать, ругаться и хохотать. – Посмотри на себя со стороны, глупец! В своём ли ты уме! Кто тебя выпустит? На что надеешься? Эдуард! Хочешь, чтобы санитары тебя привязали!? И поделом! Ведешь себя, как припадочный!
– Батюшки! – старшая медсестра, Мария Ильинична, распекавшая двух молодых сестричек, схватилась за сердце. – Эдуард Андреевич! Что это вы удумали?
Милютин остановился перед сёстрами, расправил плечи и не поморщился, а потом и вовсе заулыбался.
– А я как раз искал вас, Мария Ильинична! Видите ли, Олег Германович меня только что выписал, а уйти я не могу. Одежда пропала. Можете себе представить? Не могу же я отправиться на работу в таком виде?! – Эдуард поплотнее закутался в одеяло. – Вы мне не поможете?
Веселовский, ставший свидетелем подобной наглости, задохнулся от возмущения.
– У вас горячка, голубчик Эдуард Андреевич! Никто не мог вас отпустить, тем более Олег Германович.
– Отчего же? Вот он, доктор Веселовский. Спросите у него! – потребовал Эдуард и сверкнул в сторону друга злыми глазами. Во взгляде доктора что-то потухло, выгорело дотла. Похоже, он сдался.
– Помогите Эдуарду Андреевичу найти одежду, он спешит, – заявил Олег, и старшая сестра раскрыла рот от удивления. – Он вернется завтра, чтобы сделать перевязку. Ну же! Помогите ему!
***
Эдуарду потребовалось много терпения, сил и выдержки, чтобы одеться без посторонней помощи. Брюки, подтяжки, рубашка, жилет и пиджак (последние одолжил Олег). В распоряжении Эдуарда была одна рука, и бедняга проклял все существующие на свете пуговицы. Когда Милютин завершил сборы, он почувствовал себя слабым и разбитым. В глазах потемнело, голова закружилась.