– Что? Уехать? Ты ещё и гонишь меня! – взревела девушка. Она так рассердилась, что вознамерилась спорить даже в присутствии Виктора. – И в чём я провинилась?! В чём? Я не сделала ничего дурного! Ты слышишь? Что случилось, Эдуард! Отвечай! – в очередной раз топнула ножкой Тата. – Кто на тебя напал? Негодяй, который убил Михаила? Я права?
– Ты слишком часто бываешь права, – вздохнул Эдуард. Виктор, о котором все забыли, чувствовал себя неуютно и пятился к двери.
Милютин, наконец, отлепился от стены и потащился к кушетке. Ему хотелось уснуть. Он чувствовал себя слабым, разбитым, он не мог сосредоточиться на деле. К горлу подкатывала паника, по телу прошла нервная дрожь. Нужно было успокоиться! Успокоиться!
– И…? И что ещё ты мне скажешь, брат? Ты хочешь, чтобы я оставила тебя одного? Больного? Думаешь, я на такое способна? – продолжала сердиться Татьяна, но, увидев бледное лицо Милютина, заговорила по-другому. – Ох, Эдуард! Что же это я?! Ты совсем болен! И едва ли понимаешь, что говоришь. Мы после всё обсудим. Но ты отправишься в больницу, слышишь меня? Слышишь!?
– Нет, Тата. Со мной всё в порядке. Успокойся, прошу тебя!
– Упрямый, – задохнулась от возмущения Татьяна. – Упрямый, как… как…
– Осёл. – с готовностью подсказал Виктор.
– Верно!
Эдуард картинно закатил глаза, но не сдержал улыбку. Казалось, сердце не могло вместить всю нежность, которую он испытывал к сестре.
– Трещётка! Я ценю твою заботу, Тата. Ты же знаешь. Я прошу довериться мне. Слышишь, довериться? Я знаю, что делаю. Я знаю, кто убил Михаила, и должен его схватить.
– И хочешь, чтобы он заявился сюда? Потому меня гонишь? Ты, значит, приманка?
– Я не могу тебя выгнать, я прошу быть благоразумной и послушать…
– А сам-то ты благоразумный? Раз не хочешь делиться подробностями, так уж и быть! Отдыхай. Я расспрошу Виктора, – она развернулась на каблуках, тряхнула пышными локонами и подхватила Алфёрова под руку. Юноша побледнел, он не знал, что говорить, и как себя вести. Он боялся выдать важные сведения, но не хотел обманывать Татьяну. Такая хорошенькая барышня. И такая добрая! Прежде ни одна барышня не смотрела в его сторону, все они считали его оборванцем, воротили носы, а Тата Милютина всегда ему улыбалась. Как равному. – Идемте, Виктор! Пообедаете со мной? Не откажите, – сладким голосом запела она.
– Виктор, вы же мне поможете? – зашептала Тата, стоило ей только вытолкнуть Алфёрова из гостиной. Эдуард слишком устал, чтобы и дальше спорить, поэтому не пытался помешать сестре. – Прошу! Расскажите, что случилось с братом? Кто его преследует? Лариса Владимировна знает?
Юноша смутился ещё сильнее, он нервно теребил пуговицы гимнастёрки.
– Боюсь, они повздорили, Татьяна Андреевна… Я не могу всего рассказать, простите. Эдуард Андреевич не велел…
– Ах, вот оно что! – воскликнула Тата. Она расхаживала взад-вперёд по комнате, смахивала несуществующую пыль и размышляла вслух. – Повздорили! Теперь всё ясно! Комиссар тоже против его плана, но Эдуард не отступится. Он же такой гордый… Вот почему он ведёт себя, как глупец. Как… как…
– Упрямый осел? – несмело улыбнулся Виктор. Он наблюдал за девушкой с плохо скрываемым восхищением. Он прекрасно понимал её чувства. Виктор любил родителей и тосковал по ним. Если бы только он мог их вернуть, уберечь, защитить. Если бы только он мог… Но поздно. Их уже не было в живых. Но, может, может… он мог рассчитывать на новую семью?
– Верно-верно! – Тата скрестила руки на груди, её лоб прорезала морщинка. – Я это так не оставлю! Нужно во всем разобраться и проследить, чтобы Эдуард не наделал глупостей. Вы же поможете мне, Виктор?
И Алфёров, разумеется, ни в чём не мог ей отказать.
***
«Что ты чувствовал, Миша? Что ты чувствовал в тот день? Попрощавшись с женой и сыном, отпустив их на прогулку, ты знал, что больше их не увидишь. Знал, что вот-вот кошмары вернутся. Знал, что смерть близко. Знал, но не позвал меня. Почему? Почему? Это была не твоя война. А моя. С самого начала. Но ты меня не позвал. Ты умер напрасно. По моей вине. И вот теперь настало моё время. Время уходить. А я, как всегда, не готов. Не готов. И некому подставить плечо. Рядом с тобой было иначе. Рядом с тобой, друг, я не боялся. И не сомневался».
Милютин аккуратно запечатал последний конверт и устало откинулся на спинку стула. Тускло горела лампа, а за окном шумел город. Привычный. Близкий. Город людей. Мир людей. И Эдуарду предстояло его покинуть, променять на другой, волшебный и странный, прекрасный и пугающий. И Милютин не знал, что страшнее, уйти, поселиться в Белой башне, остаться там навсегда или умереть. Каким же унылым прежде казался ему Петроград! В столице Эдуард не мог дышать полной грудью. Там не было спокойствия, не было свободы. Люди, люди, дома, дома, сырость да серое небо. И Милютин видел лишь изнанку жизни, камеры и застенки, грязные дворы, осунувшиеся лица следователей, кипы бумаг, а в каждой чья-то грустная история. Ему бы ловить настоящих преступников, воров, насильников и убийц, а не охотиться за головами. Но что теперь об этом? Ах, если бы он мог остаться!