Людовик встал, подошел к столу и накинул на плечи куртку с серебряными узорами.
—За это не волнуйся. Мы привыкли к отсутствию Марьи Моревны. В конце концов, изначально Круг не был единым. А потому езжай спокойно.
И вот уж через несколько часов мчался рысью черногривый конь. Ветер бил в лицо, пыль в глаза попадала, но не усмирял темп Иван. Как можно скорее хотел он к берегу прискакать, да на самый первый корабль до Белогорья сесть. Но увидел он, как в утреннем солнце сияли лакированные бока кораблей. И все они были одинаковые: дерево темное, паруса белые. А на них… Горящее кольцо алое.
—Это не кольцо… А змея.
Приблизился Иван к деревянным домишкам, где в основном жили работники порта, да моряки отдыхали. Но чувствовал Иван, что-то неладное творится. И когда мимо он одного здания ехал, резко дверь раскрылась и голос женский послышался:
—Я уже сказала, не бывать этому! Не для того я два года пряталась, да выжидала, чтобы так все потерять! Итак из-за битвы недавней, я своих девиц чуть не потеряла!
И вышла девица, словно в огне пылая. Но то не пламя пылало. А волосы, языки огня опасные, что всегда в свете дня пылали.
—Марья? —Прошептал Иван, не в силах взгляд отвести.
—Иван?! —Вскрикнула от неожиданности Марья и обернулась.
Тут же Спрыгнул Ваня с коня, подбежал и заключил сестру в объятия. А как почувствовал, как руки сестры легли ему на спину, прижал к себе, уткнулся носом в плечо и заплакал.
—Годы прошли, а ты не поменялся, братик. — Любовно начала гладить его по голове Марья.
—Зато ты, блин, поменялась! Ожила!
Он сильнее заплакал.
—Мы думали все, что ты умерла. Тогда, два года назад. После кораблекрушения. Те, кто выжил, отдали твои одеяния и мешочек, в котором ты шкурку свою хранила.
Ничего на это не ответила Марья, лишь отвела взгляд.
—Все в порядке, Огневица? —Послышался мелодичный мужской голос. — А как же твое любимое — хлопанье дверью до дрожи стен?
Иван посмотрел в открытую дверь, где из полутемного помещения постоялого двора, освещенного только лишь солнечными лучами сквозь плотные грязные шторы. Но даже в этом мраке не мог не отметить Иван, насколько он был бледен. Но не как Ольга с серым оттенком, а словно белым мрамором была покрыта его кожа. Парень вышел на улицу и поправил рукой маску, натягивая на нос.
—Королевич Иван? Давно не виделись.
—Младший сын Алахары Мустафа Бити… Мда, давненько.
Иван сжал Марью и прижал к себе.
—Могу ли я узнать, почему вы не удосужились написать, что случилось с моей сестрой?! С вашей невестой?! Какого черта мы вынуждены были узнавать все от купцов и других государств?!
—Ваня… — Прошептала Марья. — Не серчай на него. Пора уж мне объясниться.
***
Когда мы выехали с Мустафой из Белого Града, то отчего то мне стало неуютно. То ли из-за того, что я совершенно не желала становиться чей-то женой, то ли из-за слухов об Алахаре. Но мои переживания были прерваны нытьем Мустафы.
И долго нам ехать еще? Такими темпами кости себе в муку переломаю.
— Какие же мы нежные… — Фыркнула я в ответ – Крепитесь, Ваше Величество, нам еще долго. До конца ночи управимся, Михайло?
— А то!
— К твоему сведению, моя кожа очень нежна. – Он достал из кармана широких брюк—шаровар белого цвета небольшую круглую баночку, открыл её, подхватил двумя пальцами субстанцию зеленого цвета и начал растирать её по оголенному животу. – Любой удар оставляет на мне синяки.
— Оттого ты и не участвуешь в битвах, принц? – Я с усмешкой и неким презрением посмотрела на него. – Да и зачем ты тратишь свою мазюку? Солнце даже не взошло, да и вряд ли по силе оно будет схоже с солнцем Алахары. Да и разве темная кожа не самая сильная сторона жителей вашей страны? Кажется, Наджджа оттого и известен у женщин по всем землям…
— Береженого боги берегут, верно? А что касается братца, то открою секрет: он таким и родился. Отец у нас и один, да вот матери разные. Кажется, его маман – шлюха с порта.
— Значит, если он останется в Белогорье, то будет таким же горячим?