Таков был суд ярла Торлейфа.
Кнут Белый
Кнут стоял на одной из верхних ступеней и очень хотел воды, сесть, поесть мяса и помыться. Но жаловаться он не хотел, так что продолжал стоять где стоял и всматриваться в толпу, перебирая взглядом толпу. Рига было не видать.
Ладно.
«Могло быть и хуже», — так матушка всегда говаривала. Даже когда моровое поветрие её подкосило да в кровать уложило, она улыбалась и не грустила. Гладила тогда Кнута по голове и говорила, что могло быть хуже. А потом померла. А спустя два года отец собрал великий набег и тоже помер. А Кнут теперь мёрзнет на одной из самых высоких ступеней. Но могло быть и хуже, это правда. Всегда может быть хуже, пока не помрёшь.
Хуже всего была скука. Слушать клеветников — единственное развлечение, но ничего приятного в этом не было, так что Кнут особо и не слушал. Младший брат его за дурака держал, и дурак он, наверное, и есть, но то, что на него будут с первой ступени наговаривать, он ожидал и не удивился. На тот момент обвинение собрало тридцать четыре звена. Было даже странно видеть столь малый весь обвинения, потому как Кнуту не верилось, что пятеро обвинителей это всё, что Торлейф и Вальгад смогли привлечь на свою сторону за две недели. Тем более, что принимали они вообще любые слова без разбора, и даже маму несчастного мальчика, что Кнуту попался под топор, и ту притащили. Мерзко как-то, хочется помыться. И мяса, и сесть уже, наконец, нормально, хмельного выпить.
После матери убитого вышел Свейн Принеси — отчаянный парень, даже для сына рабыни, с какой-то незатихающей злобой в глазах. Свейн тоже стал ерунду говорить, ну да ладно. К чему это всё? Ярл с равнителем легко могли и тысячу звеньев такими обвинениями положить на нужную чашу весов: нашлись бы и свидетели того, как Кнут молитвы Поганой Дюжине возносит, если Торлейф слабых духом деньгами своими умаслит. Да чего уж там, нашлись бы и те, кто в Кнуте и самого Солнцевора бы признал, за хорошую-то плату. Грустно всё это.
Не было сомнений, что все это часть замысла Торлейфа, и что обвинители были подобраны не просто так, не по убедительности их слов, уж точно. Вот только Кнут никак не мог понять конечную цель этой хитрости. Не то, чтобы это важность какую имело, но всё-таки.
А потом Ингварр Пешеход вышел вперёд, и вот это действительно Кнута задело, и куда сильнее, чем он постарался показать. Ингварр дважды был с Кнутом на соседних вёслах и трижды рядом в битве, был первым, кто ранее отметил добром слова Кнута на Ступенях, а до того прославился в походах так, что песни о нем запевали иной раз и на Западном Берегу. Вышел он неспешно, будто бы нехотя. Проигнорировав протянутые руки Вальгада, он сел на первую ступень всё ещё со своей цепью на шее, после чего крепко нахмурился.
Человек небывалой силы и размера, он дожил уже до первых седых волос после многих славных сражениях, за что теперь мог звенеть цепью в двадцать пять звеньев. Их было и больше в его лучшие годы, пока Ингварр, сражённый вестью о смерти жены, не отложил в сторону свой огромный боевой молот и не взял в руки молот плотницкий, всего себя посвящая заботе о трёх своих дочерях. Плохой тогда был год для женщин, оставшихся дома. Ингварр сменял на деньги множество звеньев, прежде чем смог начать кормить семью новым ремеслом, а значит, можно, наверное, было и не удивляться его продажности.
Вот только даже если цепь Ингварра и стала короче, то память людская оставалась прежней, и удивлённый ропот прокатился по собравшейся толпе. Даже Бездомный Стрик цокнул языком.
Ропот стих со временем, успокоился, уступая место редким перешёптываниям в тишине. Ингварр же всё продолжал сидеть молча, понурив голову и не глядя ни на кого, пальцами перебирал звенья своей цепи. Молчание великана затягивалось, и Вальгаду пришлось брать инициативу в свои руки: приблизившись к бывшему воину, он спросил того осторожно, глядя снизу вверх, потому как даже усевшись на первую ступень, великан был выше равнителя на голову:
— Плотник Ингварр, получивший второе прозвание Пешеход, готов ли ты поведать нашему ярлу и жителям города всё то, что знаешь, и что рассказал мне ранее, в личной беседе? Про Кнута и его убийство трёх безоружных людей?