Я ничегошеньки о Вас не знаю. Я даже не знаю Вашего имени. Не слишком впечатляет писать Безымянному некто. Я не сомневаюсь, что Вы бросаете мои письма в корзину, не читая их. Впредь я буду писать только о работе.
Моя переэкзаменовка по латыни и геометрии состоялась на прошлой неделе. Я сдала оба предмета и теперь свободна от обстоятельств.
Искренне Ваша,
Джеруша Эббот2 апреля
Дорогой Длинноногий Дядюшка,
Я ЧУДОВИЩЕ.
Забудьте, пожалуйста, про то ужасное письмо, которое я отправила Вам на прошлой неделе, – в тот вечер, когда я писала его, я чувствовала себя страшно одинокой и несчастной, и у меня болело горло. Я не знала, что заболеваю тонзиллитом, гриппом и кучей всяких вирусов. В данный момент я вот уже шесть дней нахожусь в лазарете. Сегодня мне впервые разрешили сидеть и держать ручку и бумагу, – старшая медсестра очень любит командовать. Но я думаю об этом все время и не поправлюсь, пока Вы не простите меня.
Здесь нарисовано, как я выгляжу с повязкой вокруг головы, завязанной наподобие заячьих ушей.
………………………………………………………..
Разве это не вызывает Вашей симпатии? У меня увеличение подъязычной железы. Я целый год изучаю физиологию, но ни разу не слышала о подъязычных железах. Какая тщетная вещь – образование!
Не могу больше писать; когда я слишком долго сижу, то начинаю дрожать. Прошу простить мою дерзость и неблагодарность. Меня плохо воспитали.
С любовью,
Ваша Джуди ЭбботЛАЗАРЕТ
4 апреля
Дражайший Длинноногий Дядюшка,
Вчера вечером, когда уже смеркалось, и я сидела на постели, глядя на дождь и неимоверно скучая от жизни в огромном учебном заведении, появилась медсестра с длинной белой коробкой, адресованной мне и наполненной ОЧАРОВАТЕЛЬНЕЙШИМИ розовыми бутонами. Но еще более мило то, что в ней лежала карточка с очень вежливым посланием, написанным забавным мелким почерком с уклоном влево (который говорит, тем не менее, об изрядном характере). Тысячу благодарностей, Дядюшка. Ваши цветы – первый, настоящий, истинный подарок, который я получила в своей жизни. Если хотите убедиться в том, какой я ребенок, то знайте: я легла на кровать и заплакала, потому что была очень счастлива.
Теперь, когда я уверена, что Вы читаете мои письма, я буду делать их еще более интересными, и они будут стоить того, чтобы держать их в сейфе, перевязанными красной тесьмой; только прошу Вас изъять и сжечь то отвратительное письмо. Мне страшно подумать, что Вы когда-нибудь снова станете его перечитывать.
Спасибо за то, что развеселили очень больную, сердитую, несчастную первокурсницу. Возможно, у Вас много любящих родственников и друзей, и Вы не знаете, что такое быть одиноким. Но я-то знаю.
До свидания, обещаю, что отныне я не буду такой противной, так как я знаю, что Вы – реальный человек; обещаю также не надоедать Вам больше со своими вопросами.
Вы по-прежнему не любите женский пол?
Всегда Ваша,
ДжудиПонедельник, 8-ой час
Дорогой Длинноногий Дядюшка,
Надеюсь, Вы не тот попечитель, который сел на жабу? Как мне рассказывали, она испустила дух с громким хлопком, так что, наверное, это был более упитанный попечитель.
Вы помните маленькие, крытые решеткой ямки, вырытые вдоль окон прачечной приюта Джона Грайера? Каждую весну, когда открывался жабный сезон, мы собирали коллекцию жаб и хранили их в тех оконных лунках; и, бывало, они порой попадали в прачечную, создавая весьма приятную суматоху в дни стирки. Нас сурово наказывали за предпринимаемые нами действия, однако, несмотря на все препятствия, мы продолжали собирать жаб.
И вот однажды – ладно, не стану утомлять Вас деталями – каким-то образом одна из наиболее жирных, крупных, СОЧНЫХ жаб оказалась в одном из тех больших кожаных кресел в кабинете попечителей, и в тот день, на попечительском собрании… но, осмелюсь сказать, что Вы там были и помните, что было дальше?
Хладнокровно оглядываясь назад, по прошествии некоторого времени, скажу, что наказание было заслуженным и – если я правильно помню – соответствующим.
Я не знаю, откуда у меня такое ностальгическое настроение, разве что та весна и очередное появление жаб неизменно пробуждают застарелый инстинкт стяжательства. Единственное, что удерживает меня от сбора коллекции, это то, что не существует правила, запрещающего это делать.
Четверг, после службы
Как по-Вашему, какая моя любимая книга? То есть, прямо сейчас, ибо она у меня сменяется каждые три дня. «Грозовой перевал». Эмили Бронте была довольно молода, когда написала его, и никогда не покидала пределов церковного подворья Хейуорта. Она не знала ни одного мужчины в своей жизни; как же она МОГЛА придумать такого мужчину, как Хитклиф?